Тайна, деньги, два осла
Шрифт:
Вся остальная мелочовка, включая каши, вообще стыбзилась легко и непринужденно.
Но весь этот запас, хранящийся под одной из досок все той же кладовки – ведь прятать лучше всего на видном месте, – нужен был на втором этапе бегства, в лесу.
А до леса еще надо было добраться.
Нет, не так – лес вон он, вокруг тюрьмы, чего до него добираться. Надо всего-навсего выйти из тюрьмы. Причем так, чтобы сразу никто не бросился в погоню.
Как минимум часов десять.
Но за четыре месяца Вике удалось украсть всего лишь одну капсулу транквилизатора…
Пропажу
Он не говорил, что конкретно пропало, он прессовал беспредметно, ведь если допустить, что он сам ошибся в количестве капсул, незачем остальным знать, что именно находилось в тех самых пустых упаковках, ставших игрушками на рождественской елке.
Прохор и Василий под давлением признались в краже хозяйского коньяка. А Вике помогло ее состояние – едва фон Клотц усилил ор и угрозы, как девушка мгновенно схватилась за живот и мучительно застонала.
Так ничего и не добившись, немец решил принять превентивные меры и установил в кабинете камеру слежения, запись с которой просматривал теперь ежедневно.
И вариант с транквилизатором отпал. Отгнил. Отвалился…
Где-то с месяц Вика сходила с ума от отчаяния, не зная, что еще придумать для нейтрализации погони.
Пока простой и весьма эффективный способ не подкинул ей Васятка.
В конце марта, когда фон Клотц засобирался в город в очередной закупочный вояж, рыжий подошел к боссу и, смущенно почесывая затылок, начал:
– Тут такое дело… эт самое… ну…
– Чего тебе? – удивленно приподнял брови немец, как раз записывавший пожелания Вики насчет фруктов.
– Вы в аптеку заезжать будете?
– Само собой, за витаминами.
– Купите мне… эт самое…
– Что? Ты можешь не блеять, а конкретно сказать, что тебе вдруг понадобилось? У нас ведь вроде все лекарства есть.
– А этого нет.
– Какого этого? Ты что, заболел? А ну, отойди! Заразишь еще Викхен!
– Не-е-е, не боись, не заражу! Тут другое… – Рыжий вдруг залился краской и затоптался на месте, исподлобья поглядывая на Вику. – Я… ну…
– Да проср…я он не может! – заржал подошедший Прохор. – Уже дней пять в сортире пыхтит, вон, аж глаза вылезли с натуги, прямо рак! Не, не рак, а ср…к! Не, не, наоборот, неср…к!
– Закрой пасть, уе…к! – вызверился Василий. – А то счас кулаком заткну!
– Кто? Ты?! А попробуй! Может, и лекарство не понадобится, и так обос…
– Заткнулись оба! – гаркнул фон Клотц. – Прохор, иди собак накорми. А ты, Василий, в гараже порядок наведи. Слабительное я привезу, кстати, не подумал об этом, когда аптечку собирал. С нашим рационом подобные казусы весьма вероятны.
– Подобные че? – слегка окосел рыжий. – Это че, так запор теперь называется? Казус?
Вика невольно хихикнула, а немец поморщился:
– Все, Вася, иди.
А когда помощник ушел, фон Клотц развернулся к пленнице и саркастически ухмыльнулся:
– Ну
– Не то слово! – совершенно искренне улыбнулась Вика. – Ладно, я пойду в дом, замерзла.
И она, весело мурлыкая какую-то мелодию, ушла, оставив фон Клотца слегка офигевшим от такой реакции.
Но ничего наигранного в поведении девушки не было, она действительно радовалась жизни и даже готова была расцеловать Васятку в конопатую морду.
А что, отплюешься потом, и все дела, зато благодаря сортирным проблемам рыжего она теперь сможет убежать!
Потому что довольно трудно, знаете ли, отправляться в погоню, когда из тебя хлещет, как из больного гусенка.
Фон Клотц привез тогда из города две упаковки весьма эффективного – Вася полдня потом занимал деревянное строение на заднем дворе, как раз и построенное для обслуги, – слабительного. С тех пор оно пока ни разу больше не понадобилось, так что запас спасительного препарата был весьма значительным.
И воровать его Вика не стала – зачем? В кладовку она могла попасть в любое время, так что рисковать понапрасну не стоило. Вдруг слабительное кому-то понадобится, и исчезновение целой упаковки (не меньше, надо было ведь и собак еще накормить вкусняшкой) не заметить будет невозможно.
Так что для побега все было действительно готово, и оставалось только окончательно восстановиться после родов. Да и малышу не мешало немного подрасти, хотя бы месяцев до двух с половиной – трех.
Но получилось, что Помпон смог повзрослеть всего лишь на три недели. А ждать больше нельзя.
Да и сама Вика вовсе не ощущала себя тренированной олимпийской чемпионкой, хотя и той хлипкой размазней, какую она изображала перед фон Клотцем, девушка тоже не была.
Она довольно много занималась физическими упражнениями втихаря, здесь, в комнате, когда немец был занят чем-нибудь другим и не мог неожиданно нагрянуть с визитом.
Приседания, отжимания, качание пресса – все, что нельзя услышать снизу. Вика помнила о своей ошибке в первые дни заключения. И теперь фон Клотц и понятия не имел, что его пленница упорно готовится к побегу.
Он вообще расслабился за прошедшие после первой неудачной попытки Вики месяцы, полностью уверившись в своем моральном и физическом превосходстве над пленницей.
Эта глупая славянка окончательно сломлена и унижена, она превратилась в слабую хныкающую бабу, готовую сделать что угодно, лишь бы не остаться наедине с Прохором и Васей. Правда, иногда Викхен вела себя довольно странно, но с беременными и не такое случается.
А сейчас, после рождения сына, она вообще превратилась в безумную клушу, трясущуюся над своим цыпленочком, какой уж тут побег, что вы! К тому же его друзья из «Аненербе» начеку и снова помогут вернуть беглянку, как в прошлый раз. Еще бы – ведь он, Фридрих, пообещал после получения наследства постоянное финансирование этой ушедшей в подполье после окончания Второй мировой войны организации.