Тайна девичьего камня
Шрифт:
Почти все внизу, на земле, было бело от снега, кроме отдельных мерцающих во сне огоньков. Все время появлялись новые озера, и многие покрытые льдом поверхности сверкали, как маленькие серо-голубые зеркала, разбитые на квадратики. Огромные поля, вырубки, еловые леса — все окутано темным голубоватым светом.
Он увидел, что они летят прямо в ночной тьме. Да, здесь, на севере, действительно короткие дни.
— Дамы и господа… — капитан по-английски начал информировать о погоде. Микаель закрыл глаза и вскоре погрузился в сладкий сон.
Он увидел ее почти что сразу. Одетую в рубашку Люсии, с короной из электрических
Это же Ребекка. Ее запутанные светлые волосы, такие же непослушные, как она сама, когда было пора одеваться или учить то, что она не хотела.
И он увидел, как маленькая Люсия ложится в кровать, поворачивается спиной, плачет и протестует. «Я не хочу умирать, я не умру, папа, почему я должна умереть?» — шепотом хнычет она.
И он тянется к ней, чтобы обнять ее и прижать к себе, и тогда она кричит еще сильнее. «Пожалуйста, держи меня крепко, папа, — кричит она, — не отпускай меня», и он берет ее красный шелковый пояс и крепко обматывает его вокруг запястья, чтобы пояс не мог соскользнуть, но она продолжает кричать, и он смотрит вниз и видит, что пояс превратился в кровь, и что кровь течет у него по запястью из глубоких вертикальных надрезов.
«Это я сделал?» — подумал он во сне. Вертикальные надрезы на запястье, это может означать только одно.
И тогда, когда он увидел рану, она обернулась и улыбнулась ему. Она лежала в своей белой нарядной рубашке и смотрела ему прямо в глаза, и он улыбнулся в ответ. «Наконец-то мы снова встретились», — сказала она. «Да, наконец-то, моя маленькая девочка», — ответил он.
Это сон, подумал он, не просыпаясь, и услышал слабый глухой шум пропеллеров.
Ничего страшного. Это мой единственный настоящий сон, сон моей правды. Единственное, к чему я стремлюсь, к чему я стремился.
Просто подержать ее. Наконец-то подержать ее снова. Накрутить на указательный палец ее волосы…
Нет, вернись. Куда ты?
Он открыл глаза, одним рывком, и окончательно проснулся.
Шум вентилятора. Странный пластмассовый запах самолета.
Ах, привычная старая… мерзкая действительность.
Он встряхнулся и почувствовал, что у него замерзли ноги. Перед ним на откидном столике стояла неоткрытая очень маленькая банка кока-колы. Грудь грело тепло, возникшее во сне. Как будто между ребер лежала кошка и урчала. Он посмотрел в иллюминатор и увидел, как что-то мелькнуло в темном воздушном пространстве, наверное, в километре от самолета.
Что это?
Ведь не птица? На такой-то высоте.
Нет.
Но и не ангел.
80
Самолет приземлился с точностью до минуты.
Меньше чем через час они вышли из переполненного трансферного автобуса на углу улиц Коркалонгатан и Коскигатан в центре Рованиеми и вошли в вестибюль гостиницы «Рудольф».
Гостиница представляла собой пятиэтажное здание из стекла и бетона. Семьи с детьми сразу же столпились на рецепции, за стойкой которой, похоже, была одна молодая неповоротливая женщина.
Боже мой, подумал Микаель, надеюсь, ей платят хорошую надбавку к зарплате за тяжелые условия труда — постоянный запах пряничного печенья, яркая безвкусная рождественская мишура и этот все время повторяющийся звон бубенцов в динамиках.
Поль сделал короткий звонок своей жене. Микаель услышал, как он что-то говорит
— Можно мы пока оставим багаж здесь? — спросил Поль. — Мы пойдем в город.
Администратор безропотно кивнула и через дверцу взяла их небольшие сумки.
Они медленно шли по улице Коркалонгатан. Поль опять проверил мобильник, а Микаель убедился, что полиэтиленовый пакет, в который был завернут дневник Соландера, цел.
— По-прежнему ничего, — сказал Поль. — Наверное, им сюда ехать час-другой. Нам только остается надеяться, что скоро она опять включит планшетник и не повернет машину в другую сторону.
— Мы что, даже не знаем наверняка, умеет ли она водить машину? — спросил Микаель.
Поль вздохнул.
— Я знаю. Я просто хочу сказать, что нам придется подождать. И найти одну из тех заправок. Хотя пропустить стаканчик также не помешает. Ты как? Мы можем немного осмотреться.
— Мне только воды, спасибо.
Они постояли и посмотрели по сторонам, а потом наконец решили пойти на один из многочисленных рождественских базаров.
Они зашли в снежную пещеру с ледяными окнами и сразу сели за стол изо льда на табуретки из снега, покрытые оленьей шкурой. Пещера, на потолке которой висели светильники самых разных цветов, называлась «Restaurant Paradise Igloo»[59]. В ресторане имелись танцпол, два бара и ряды динамиков, встроенных в стенки изо льда. К ним быстро подошел официант и принес каждому по паре лиловых термоварежек и кубик льда с отверстием. Из кубика с теплым апельсиновым соком и палочками корицы шел пар. Поль попросил добавить ему каплю кальвадоса.
Микаель, не отрывая глаз, смотрел на световой орган. Пока диск-жокей ставил «More than a feeling»[60] группы «Бостон», несколько сотен диодов на стенах мерцали то лиловым, то зеленым, то красным, то голубым, то желтым.
Пожалуйста, милый Бог, помоги нам, подумал он и застонал. Кто придумал дизайн этого отвратительного заведения?
— Вот уж не знал, что здесь, на севере, развито, так сказать, эскимосское порно, — съязвил Поль.
Микаель собрался было сдержанно улыбнуться, как увидел несколько человек, только что вошедших в иглу. Это был мужчина в шапке, опущенной на уши, и две женщины. У всех были большие шарфы, закрывающие рот, так что на наружной стороне шерстяной ткани образовались своего рода ледяные полоски. Одна из женщин, смеясь, показала на ледяную скульптуру, изображающую прыгающего лосося. Они заняли стол, положив на сиденья свои сумки, подошли к стойке изо льда, и каждый купил по финскому пиву, за которое они расплатились мелочью.
Он опять посмотрел на мужчину у стойки.
Эта фигура — он фактически довольно сильно похож на того…
Микаель прервал ход своих мыслей и посмотрел еще раз, более пристально.
Это он и есть.
Эдвард Лённкруна!
Этот чертов… черт… что он здесь делает?
Ты приехал прямо в финский лапландский ад и спрятался в снежной пещере, а тебя все равно преследует самый восхваляемый критиками невыносимый литературный паяц.
Какого дьявола он здесь делает?