Тайна дразнит разум
Шрифт:
Воспоминание о недавней победе над белыми не успокоило его, — наоборот, усилило тревогу, точно он, бывший председатель военного трибунала, за какой-то недогляд ждет взыскания. Нелепица!
Отпускник увидел настенный круглый барометр и понял, почему заныли позвонки: золотая стрелка упала на черту с отметкой «Буря». «Рыбалке не быть, а искупаться надо», — рассудил он и быстро убрал постельное белье в кожаный диван с высокой спинкой и полкой, уставленной ярколикими матрешками.
На утреннюю зорьку Николая Николаевича всегда сопровождали его любимцы — огненный
Настороженно встретили купальщика мутное небо, мутный Волхов и зловещая непроницаемая тишина: ни чаек, ни ласточек, ни рыбных всплесков. Вот-вот разразится буря…
Домой бежал без передыху: активность — лучшее средство против радикулита. И вообще новгородец склонен клин вышибать клином: врачи, признав травму неизлечимой, строго наказали — не охлаждаться, не снимать с поясницы заячьей шкурки, а он распарит в деревенской баньке спину и бросится в родниковую воду. Неделя таких «процедур» избавила его от хронического недуга. С той лоры ежедневно купается до поздней осени.
Утренняя зарядка сняла нервное напряжение. Но стоило ему вернуться домой, увидеть на письменном столе плотную тетрадь в малиновом переплете, и снова охватило беспокойство. Удивительно: его тянет к записной тетради, но что-то выманивает из дому на улицу.
Он занял рабочее место и сразу осознал причину своего тревожного состояния. В начале этого года Калугин отпечатал свой многолетний поиск — «Логику открытия» — в одном экземпляре (бумажный кризис) и отвез в Москву.
В редакции журнала «Под знаменем марксизма» его принял член редколлегии философ Деборин. Тот спросил Калугина: «Как вы понимаете сам процесс открытия?» Гегель, Маркс, Ленин помогли собеседникам найти общий язык. Абрам Моисеевич обещал не задержать с ответом. Но вот пятый месяц… ни ответа ни привета. Одно из двух: либо рукопись забыта Дебориным, либо заинтересовала членов редколлегии и пущена «по кругу».
Вот бы сон-то в руку! Снилось, что его вызвали в Москву, хвалили статью и согласны печатать ее с незначительной правкой…
Конечно же так и будет! Тогда, после беседы с Дебориным, Николай Николаевич зашел в Институт Ленина при ЦК. Там готовили к изданию ленинские «Философские тетради». Товарищ Савельева сообщила редкую весть: оказывается, Ильич использовал в марксистской логике показатели точных наук — аксиому, фигуру, формулу. Но, спрашивается, зачем? Кто ответит? Вот загадка номер один.
В комнате матери английские часы благозвучно пробили восемь раз. В это время в Троицкой слободе разносят почту. Теперь ясно, почему его влекут одновременно и стол и улица: в деревянном ящике, прибитом на столбике калитки, наверняка лежит желанное признание долголетнего труда. И все же, наперекор здравому смыслу, внутренний голос лукавил: «Тебя ждет разочарование».
Так неужели чутье сильнее разума? А что? Инстинкт указывает нам, где поджидает опасность, ориентирует в лабиринте бытия и даже подсказывает решения самых сложных задач.
Чем сложнее человек, тем сложнее его подсознательный мир. Достоевский открыл
Нет, старый подпольщик не допустит в себе подобной метаморфозы. Он, как опытный охотник, не просто следит за собакой, а наблюдает за нею; одна стойка на притаившуюся тетерку, другая — на змею.
Вот и сейчас он не просто ждет московскую рецензию, но и постоянно анализирует «за» и «против». Разумеется, «за» предпочтительнее, но в данном случае чутье сильнее разума: оно пророчески угадывает подвох…
Сдерживая любопытство, Калугин сначала отнес миску овсяной похлебки в сарай, закрыл там собак, а потом уж нарочито медленно пересек дворик, присыпанный свежим речным песком.
Калитку он открыл в тот момент, когда на противоположном берегу реки, на Торговой стороне города, взвинтился к небу серый столб пыли и, крутясь, двинулся к Волхову. Смерч прошелся по центру и, надо полагать, нанес немалый урон городскому хозяйству.
Калугин, председатель Контрольной комиссии, лично не отвечал за меры борьбы со стихией, но все же решил немедля связаться с дежурным горсовета и проверить его расторопность.
Из почтового ящика он вынул «Ленинградскую правду» и местную «Звезду», снова обратив внимание на то, что нет центральных газет. В чем тут дело?
Его рука нащупала письмо-треугольник и замерла: недавно им получена схожая записка с тремя углами. То была отповедь молодой вдовы: «Не серчайте! — писала она. — Мне скучно с Вами: три встречи — и три лекции о философии. Даже матушка Ваша признает, что Вы не от мира сего…» Старый холостяк трижды влюблялся в красивых женщин и только последняя избранница приоткрыла тайну его сердечных неудач. Но, может, вдовушка передумала?
Нет, почерк мужской, грубый. Аноним упреждал: «Антихристы окаянные, если посмеете закрыть святой храм Софии, Бог тяжко покарает вас!»
Рука снова замерла. Продолговатый конверт с темно-синим штампом: «ЕЖЕМЕСЯЧНЫЙ ФИЛОСОФСКИЙ И ОБЩЕСТВЕННО-ЭКОНОМИЧЕСКИЙ ЖУРНАЛ „ПОД ЗНАМЕНЕМ МАРКСИЗМА“».
Предчувствие не обмануло: ответ из Москвы. И суть рецензии тоже предугадана: свежая мысль всегда натыкается на старую перегородку. Калугин, не вскрыв письма, положил его на свою тетрадь и энергично крутнул ручку магнето. Дежурная барышня упорно молчала.
Ясно: ураган оборвал телефонную связь. Придется идти в горсовет и заодно навестить Передольского. Тот приобрел письмо, в котором утверждается, что на памятнике Тысячелетия России есть засекреченная статуя, да притом еще антимонархическая.
Документ очень кстати: здешние леваки свалили исторический обелиск новгородским ополченцам 1812 года, а теперь нацелились на микешинский монумент, — «реклама русского царизма». Борьба за памятник предстоит жаркая: леваки заручились поддержкой самого Зиновьева, а тут его слово пока закон, не то что во Пскове.