Тайна двух медальонов
Шрифт:
— Мне этого не нужно! Я не убийца! Я хотел, чтобы ты защитил меня по дружбе и потому…
— И почему еще?
— Потому, что я не могу тебе заплатить, Бодо!
— Деньги — дело важное. Но для меня важнее твоя порядочность. Ставлю два условия. Первое: твое преступление совершено не по политическим мотивам. В противном случае я сразу отказываюсь от защиты. Второе: ты говоришь мне полную правду. Я должен знать больше, чем правосудие. Неприятные сюрпризы во время судебного процесса гибельны для моей репутации. Если нечто подобное произойдет, то я сразу складываю с
— Да, Бодо.
— Ладно! Я возьму твое дело. У нас есть еще двадцать пять минут для разговора. Изложи мне кратко суть происшествия. И прежде всего расскажи, зачем ты встречался с Эрикой Гроллер в тот майский день. Что тебе было нужно от нее?
— Мне был нужен ее дом.
— Ее дом? Для чего?
— Для приема Кайльбэра. Он хотел встретиться со мной. Не мог же я привести его в свою конуру! Мне надо было пустить ему пыль в глаза, показать, что и я не лыком шит.
— Кто такой Кайльбэр? И почему ты должен был перед ним изворачиваться?
Герике вкратце рассказал о Йозефе Кайльбэре.
— Я собирался провернуть с ним одно дело, на котором мог неплохо заработать. Я был на грани финансового краха, Бодо, полного финансового краха. Долги, кругом одни долги. Все мои надежды были связаны с Кайльбэром. Но для этого я должен был прихвастнуть, распустить перед ним перья. Иначе все рушилось.
— О какой сделке идет речь?
— Незаконной. Она связана с финансовой махинацией.
— Ты можешь объяснить ее суть в двух словах? Если нет, то расскажешь мне о ней в другой раз. Она имеет какое-нибудь отношение к Эрике Гроллер?
— Нет, абсолютно никакого. Речь идет о земельных участках. Трюк заключался в том, что я покупаю здесь дом, скажем за семьдесят тысяч марок, и, заручившись официальным свидетельством эксперта о его более высокой рыночной стоимости, закладываю в другом месте страны. Основной навар получается на разнице между оценочной стоимостью земельного участка при закладе дома за пределами Берлина и реальной стоимостью здешней земли. На такой операции можно заработать тридцать — пятьдесят тысяч марок.
— И как часто ты проделывал такую аферу?
— Только один раз. Тоже с Кайльбэром.
— Ну хорошо. Хотя я и не все понял, пойдем дальше: при чем тут Эрика Гроллер?
— Я уже говорил. К этому она не имеет никакого отношения. Когда мне стало известно, что восемнадцатого и девятнадцатого мая Эрика будет находиться в Париже, я решил воспользоваться ее домом для приема Кайльбэра и выдать его за свой собственный. Я попросил Эрику об этой услуге, и она, немного поколебавшись, согласилась. Мне доводилось уже несколько раз бывать у нее в гостях, поэтому я довольно хорошо знал планировку дома, за исключением погреба и мансарды. Накануне своего отъезда она набросала эскизы и пояснила устройство этих частей дома — надо было избежать всяких неожиданностей. Естественно, я попросил также Эрику написать мне доверенность на право пользования ее жилищем в течение двух дней. В конце зечера я подвез ее к дому, и мы тепло попрощались. А дальше произошло странное: примерно
— Почему? Что тебе было там нужно?
— Ничего. Расставшись с Эрикой, я немного посидел в пивной и на обратном пути решил проехать через Далем, еще раз взглянуть на дом, который в течение двух дней будет моим. Тебе этого не понять. Когда всю жизнь скитаешься по чужим углам, и вдруг — дом! В душе происходит…
— Стоп, стоп! Время — деньги. Что было дальше?
— Я увидел па балконе Эрику в половине первого…
— Но согласно экспертному заключению она умерла в полночь.
— Вот именно. Полиция ошибается. Эрика в это время была жива. Она стояла на балконе, еще в плаще, а в спальне на верхнем этаже горел свет.
— Ты уверен?
— Безусловно. Правда, меня это удивило. Я подумал не о том, кто там был — она или не она? — а зачемЭрика там стояла? Ее поведение тоже показалось мне странным. Несколько сгорбившись, она стояла у двери и словно высматривала что-то вдали или прислушивалась к чему-то. Тогда я не придал этому большого значения. Однако мысли все время кружились вокруг этого странного видения, какое-то беспокойство одолевало меня, и в Штеглице я уже не удержался и повернул назад.
— Ну и что?
— Я возвратился в Далем и оставил свою машину метрах в ста от ее виллы. Ты опять спросишь меня почему. Ответа я не знаю. Когда я подошел поближе, то света в доме не увидел. На улице было совершенно тихо, не было слышно ни звука. Мне стало даже как-то тревожно. Я остановился у садовой калитки и машинально нажал на ручку. Калитка была закрыта. Значит, все в порядке, подумал я. Хотел уже было уйти, но тут… тут…
— И что же тут?
— Дальше все произошло как во сне. Я увидел на садовой дорожке какой-то предмет, похожий на пакет. Подумал: наверное, Эрика что-то обронила. Одним прыжком я перемахнул через забор, прошел по дорожке и подобрал предмет. Это оказалось дамской сумочкой!
— С ума сойти! Дамская сумочка? Без ремешка? Тебе осталось только сказать, что в ней лежали драгоценности или сотня тысяч долларов….
— Франков. Не долларов, а франков, французских франков. К сожалению, не сотня тысяч, а поменьше, но сумма была приличная.
— Что ты сделал с сумочкой?
— Я бросился к своей машине. Кроме денег в сумочке находились тюбик губной помады без колпачка, зеркальце, карандаш для ресниц и два зажима для волос.
— И ты, простофиля, забрал франки и бежал в Париж! Верно?
— Я потерял голову, Бодо! Такая куча денег! Я подумал: плевать мне теперь на всяких Кайльбэров, и отправился в Тегель. По дороге сумочку выбросил. Затем сел в самолет и — прощай, Германия! Да, идиотский поступок.
— Наверное, сумочка принадлежала доктору Гроллер. Ведь она собиралась в Париж…
— Нет! Эрика не меняла марки на франки в Берлине. Она сама мне рассказала об этом. Я, помню, с ней согласился, поскольку наши деньги выгоднее обменять во Франции.
— Да, но кому же в таком случае принадлежала сумочка?