Тайна двухколесного экипажа(Роман)
Шрифт:
Когда прозвучали эти слова, зал возликовал — так сильно все сочувствовали Брайану.
Напрасно судебный глашатай призывал к порядку так, что покраснел, словно вареный рак. Напрасно судья грозился посадить всех за неуважение к суду — голос его был не слышен, его угрозы ничего не стоили, — веселье было неудержимым, и прошло добрых пять минут, прежде чем удалось восстановить порядок. Судья, к которому уже вернулось спокойствие, вынес решение и освободил подсудимого в соответствии с вердиктом.
Калтон выигрывал много дел, но вряд ли когда-либо вердикт суда приносил ему удовлетворения большее, чем этот, объявивший Фицджеральда невиновным.
Брайан, сойдя со скамьи свободным человеком, пробился сквозь ликующую толпу в маленькую комнату за залом суда, где его ждала женщина — женщина, которая, едва он появился, бросилась ему на шею и, рыдая, воскликнула:
— Милый! Милый! Я знала, что Господь спасет тебя!
ГЛАВА 20
«Аргус»
На следующее утро после окончания суда «Аргус» опубликовала следующую статью:
За последние три месяца мы на страницах не раз затрагивали удивительный случай, который народная молва окрестила «Трагедия хэнсома». Можно смело заявить, что это самое необычное дело, которое когда-либо попадало на рассмотрение нашему уголовному суду, и вынесенный вчера присяжными вердикт окутал его еще большей тайной. После череды странных совпадений подозрение в убийстве Уайта пало на молодого скваттера мистера Брайана Фицджеральда, и если бы не своевременное появление свидетельницы Роулинс, которую удалось найти в одиннадцатом часу, мы уверены, был бы вынесен обвинительный вердикт, и невинный человек понес бы наказание за преступление, совершенное другим. К счастью для подсудимого и для интересов правосудия, его адвокат, мистер Калтон, благодаря неутомимому усердию сумел разыскать последнего свидетеля и доказать алиби своего подзащитного. Если бы не это, даже несмотря на замечания, сделанные этим ученым юристом во время вчерашней блестящей речи, которая привела к оправданию подсудимого, мы сомневаемся, что остальных свидетельств в пользу обвиняемого оказалось бы достаточно, чтобы убедить присяжных в его невиновности. В пользу мистера Фицджеральда говорило лишь то, что извозчик Ройстон не видел лица человека, который садился в кэб вместе с мистером Уайтом, кольцо с бриллиантом на указательном пальце правой руки (тогда как мистер Фицджеральд не носит колец) и разница во времени в показаниях извозчика Ранкина и домовладелицы. Этим свидетельствам обвинение противопоставило множество улик, которые, казалось, неопровержимо указывали на вину подсудимого, но появление на свидетельской трибуне Сал Роулинс положило конец всем сомнениям. Словами, которые не могли быть не чем иным, кроме правды, она рассказала, что мистер Фицджеральд находился в доме на Берк-стрит между часом и двумя ночи пятницы — во время, когда было совершено убийство. В данных обстоятельствах присяжные пришли к согласию и единодушно постановили: «Невиновен», после чего подсудимый был освобожден из-под стражи в зале суда. Стоит поздравить его адвоката, мистера Калтона, с произнесенной им блестящей речью в защиту подсудимого, а также мистера Фицджеральда со счастливым избавлением от постыдного и незаслуженного наказания. Он покидает здание суда с незапятнанной совестью, пользуясь уважением и сочувствием всех австралийцев за мужественность и достоинство, с которыми выдержал это испытание перед лицом столь серьезного обвинения.
Но теперь, когда доказана его невиновность, у всех возникает вопрос: кто же убил Оливера Уайта? Человек, совершивший это подлое преступление, до сих пор гуляет на свободе и, возможно, находится среди нас. Осмелев от безнаказанности, он может спокойно ходить по улицам и даже разговаривать о преступлении, которое сам же совершил. Можно смело предположить, что его следы утрачены навсегда. Выйдя из кэба Ранкина на Паулетт-стрит, он, вероятно, решил остаться в Мельбурне и, вполне возможно, находился в зале суда во время последнего слушания. Более того, даже эта статья может попасться ему на глаза, и, кто знает, может быть сейчас, читая ее, он радуется тому, что все попытки его найти оказались бесплодными. Но пусть он знает: у правосудия завязаны глаза, но оно не слепо, и в самый неожиданный для него миг оно сорвет повязку с пытливых глаз и вытащит его на свет, чтобы он понес заслуженную кару за свой поступок. Поскольку имелись столь веские улики против Фицджеральда, до сих пор взоры сыщиков были устремлены только на него, но, потерпев неудачу в этой стороне, они посмотрят в другую, и на этот раз им может сопутствовать успех.
То, что такой человек, как убийца Оливера Уайта, находится на свободе, является опасностью не только для отдельных граждан, но и для всего общества в целом, поскольку, как хорошо известно, тигр, однажды испробовавший человеческой крови, никогда не пресытится ею, и, вне всякого сомнения, человек, столь дерзко и хладнокровно убивший пьяного, а следовательно, беззащитного человека, без колебаний снова пойдет на убийство. Сейчас все в Мельбурне должны ощущать страх, страх того, что такой человек находится на свободе, — чувство, во многом подобное тому ужасу, который царил в Лондоне после убийства семьи Марр, когда стало известно, что убийца не пойман. Каждый, кто читал красочное описание Де Куинси совершенного Уильямсом преступления, наверняка содрогнется от мысли, что еще один дьявол в человеческом обличье оказался среди нас. От этого чувства нужно обязательно избавиться. Но как этого добиться? Одно дело сказать, а другое — сделать. Сейчас нет никаких улик, которые могли бы помочь установить личность истинного убийцы. Человек в легком пальто, который вышел из кэба Ранкина на Паулетт-стрит в Ист-Мельбурне (как теперь представляется,
Причина, по которой мы считаем, что умершая женщина знала о существовании бумаг, проста. Вероятно, она была любовницей Уайта, и прибыв вместе с ним из Англии, какое-то время жила в Сиднее, а потом перебралась в Мельбурн. Как она попала в грязный притон, в котором умерла, мы не знаем — можно только предположить, что она была любительницей выпить, и какой-нибудь добрый самаритянин из обитателей трущоб подобрал ее пьяной и отвел к миссис Роулинс. Уайт часто ее там навещал, но, похоже, не пытался отправить в место получше, ссылаясь на слова доктора, который якобы говорил, что свежий воздух ее убьет. Наш корреспондент узнал от одного из сыщиков, что покойная часто разговаривала с Уайтом о каких-то бумагах и однажды даже заявила ему: «Если разыграть эту карту с умом, они принесут тебе состояние». Об этом сыщику рассказала свидетель Роулинс, своевременному появлению которой мистер Фицджеральд обязан спасением. На основании этого можно заключить, что бумаги эти — что бы они собой ни представляли — имели ценность, достаточную для того, чтобы человек пошел на убийство, дабы завладеть ими. Таким образом, поскольку Уайт мертв, а его убийце удалось уйти от правосудия, единственный способ узнать тайну, из которой произросло это преступное древо, — выяснить историю умершей в трущобах женщины. Возможно, если копнуть в прошлое на несколько лет, всплывут обстоятельства, которые помогут понять, что содержалось в этих бумагах, а когда это станет известно, мы сможем с уверенностью заявить, что убийца скоро будет найден. Это единственная возможность выяснить причины и исполнителя загадочного убийства, и если этого не случится, боимся, что трагедию хэнсома придется включить в список нераскрытых преступлений, и убийца Уайта не понесет иного наказания, кроме угрызений собственной совести.
ГЛАВА 21
Три месяца спустя
Жаркий декабрьский день, безоблачное лазурное небо, яркое солнце озаряет великолепие убранной в лучшие летние наряды земли. Такое описание снежного декабря, возможно, прозвучит странно для слуха англичан. Оно покажется им несколько фантастическим, как Тезею из «Сна в летнюю ночь» показалась странной пьеса, когда он заметил: «Горячий лед и столь же странный снег» [15] .
15
Перевод М. Лозинского.
Но здесь, в Австралии, мы живем в царстве противоположностей, и многие вещи, помимо снов, происходят наоборот. Здесь черные лебеди — повседневная действительность, и представление о них как о большой редкости, появившееся еще в те времена, когда они считались такой же мифической птицей, как фениксы, было опровергнуто открытиями капитана Кука. Здесь тонет «железное» дерево, а пемза держится на воде, что любопытному наблюдателю должно показаться ловким фокусом со стороны матери-природы. Дома эдинбургский почтовый поезд везет отважного путешественника в холодные края с заснеженными горами и пронизывающим ледяным ветром, но здесь чем дальше на север продвигаешься, тем жарче становится, пока не попадаешь в Квинсленд, где так жарко, что один путешественник-богохульник весьма точно назвал его «репетицией ада».
Однако, как сказала бы миссис Гэмп, какой бы противоречивой ни была природа в своих проявлениях, представители английской расы, разбросанные по всему этому огромному континенту, ничем не отличаются от живущих в старом свете: Джон Булль, Пэдди и Сэнди — все консервативного склада ума, все имеют устоявшиеся взгляды на соблюдение традиций. Поэтому в Рождество, когда солнце жарит больше ста градусов в тени, австралийцы дружно усаживаются за столы и начинают неторопливо, с чувством поглощать старый добрый английский ростбиф и сливовый пудинг, а на Новый год веселый кельт с бутылкой виски в руке, распевая «Доброе старое время», отправляется по друзьям.
И все же именно такие обычаи придают нации свое неповторимое лицо, и Джон Булль, попадая за границу, но не утрачивая врожденного упрямства, в жару и в холод празднует Рождество по старым традициям, а одевается по новой моде. Нация, которая никогда не отступает перед огнем врага, не испугается и огня солнечного, но если бы какой-нибудь изобретатель придумал какую-то легкую, воздушную одежду наподобие греческой туники, а австралийцы согласились бы ее носить, жить в Мельбурне было бы значительно прохладнее, чем сейчас.