Тайна двухколесного экипажа(Роман)
Шрифт:
— Вы того заслуживаете, — галантно ответил мистер Ролстон.
— А вы когда-нибудь занимались политикой, мистер Фретлби?
— Кто? Я? Нет, — ответил хозяин, пробуждаясь от задумчивости. — Боюсь, я не достаточно патриотичен, да и дела не позволяли.
— А сейчас?
— Сейчас, — повторил мистер Фретлби, посмотрев на дочь, — я собираюсь путешествовать.
— Интереснейшее занятие, — подхватил Петерсон. — В мире столько чудес, что и жизни не хватит все посмотреть.
— В былые времена я в Мельбурне на чудеса насмотрелся, — вставил старый колонист, хищно блеснув
— О, не рассказывайте! — вскричала Джулия, закрывая уши руками. — Там наверняка одни гадости.
— Мы тогда не были святыми, — отрывисто рассмеявшись, сказал Валпи.
— Мы в этом отношении не сильно изменились, — сухо заметил Фретлби.
— Вы говорите о ваших театрах, — со старческой словоохотливостью продолжил Валпи. — Только у вас нет такой танцовщицы, как Розанна.
Брайан вздрогнул, снова услышав это имя, и почувствовал прикосновение холодной руки Мадж.
— И что это за Розанна? — полюбопытствовал Феликс.
— Танцовщица и актриса бурлеска, — ответил Валпи, оживленно кивая головой. — Такая красотка! Мы все сходили по ней с ума… Какие волосы, какие глаза! Вы помните ее, Фретлби?
— Да, — ответил хозяин каким-то странным сдержанным голосом.
Но прежде чем мистер Валпи успел продолжить разговор, Мадж встала из-за стола, и остальные леди последовали ее примеру. Неизменно вежливый Феликс открыл им дверь и был удостоен широкой улыбкой жены за прекрасную, как она посчитала, застольную беседу.
Брайан остался на месте, размышляя о том, почему Фретлби переменился в лице, услышав это имя. У него возникло предположение, что у миллионера в свое время был роман с актрисой и вспоминать ошибки прошлого ему было неприятно. Да и кому это приятно?
— Она была невесома, как фея, — посмеиваясь, продолжил Валпи.
— Что с ней стало? — коротко спросил Брайан.
Марк Фретлби вскинул голову и посмотрел на Фицджеральда.
— В тысяча восемьсот пятьдесят восьмом году она уплыла в Англию, — сообщил старик. — Не помню, то ли это был июль, то ли август, но что в тысяча восемьсот пятьдесят восьмом, это точно.
— Простите, Валпи, но я не думаю, что всем интересно слушать воспоминания о какой-то балерине, — грубовато вмешался Фретлби, наливая себе бокал вина. — Давайте сменим тему.
Несмотря на высказанное напрямик желание хозяина, Брайану очень хотелось продолжить разговор. Но вежливость не позволяла это сделать, и он успокоил себя мыслью о том, что после обеда поговорит с Валпи о балерине, чье имя заставило Марка Фретлби проявить столь сильные чувства. Однако, к его неудовольствию, когда мужчины перешли в гостиную, Фретлби увел старого колониста в свой кабинет, где они и просидели весь вечер, вспоминая далекие времена.
Фицджеральд нашел Мадж за пианино в гостиной, она играла одну из «Песен без слов» Мендельсона.
— Что это за унылая мелодия, Мадж? — спросил он, усаживаясь в кресло рядом с ней. — Больше похоже на похоронный марш.
— Это точно, — согласился подошедший Феликс. — Не нравится мне 84-й опус Бетховена и вся эта классическая ерунда. Сыграйте нам что-нибудь полегче, скажем, из «Прекрасной Елены» с Эмили Мелвилл
— Феликс! — строго произнесла его жена.
— Моя дорогая, — ответил он, осмелев от выпитого шампанского, — ты говорила…
— Ничего я не говорила, — заявила она, глядя на него ледяным взором. — Просто я считаю Оффенбаха несерьезным композитором.
— А я так не считаю, — возразил он, садясь за пианино на место Мадж, которая встала. — И чтобы это доказать, слушайте.
Он легко пробежался пальцами по клавишам и зазвучал великолепный оффенбаховский галоп, который разбудил людей в гостиной, начавших дремать после сытного обеда, и заставил кровь в их жилах бежать быстрее. Когда они достаточно ожили, Феликс, получивший способную к оценке аудиторию — а он был не из тех людей, кто готов растрачивать мастерство впустую, — приготовился поразить их.
— Вы, верно, еще не слышали последние песни Фрости? — спросил он, покончив с галопом.
— Это тот композитор, который сочинил «Поскольку» и «Как же так»? — спросила Джулия, восторженно прижимая руки к груди. — Обожаю его музыку, и слова у него прелестно милые.
— Она хотела сказать «дьявольски тупые», — шепнул Петерсон Брайану. — В них смысла не больше, чем в таких названиях.
— Спой-ка нам новые песни! — приказала жена, и послушный супруг не стал возражать.
Песня называлась «Где-то» и была одной из тех удивительных композиций, которые могут означать все, что угодно, — конечно, в том случае, если в них вообще удастся обнаружить хоть какой-то смысл. Феликс обладал неплохим голосом, хоть и не очень сильным, мелодия оказалась приятной, но слова — таинственными. Первый куплет звучал так:
Под небом безлунным плещутся волны, Облака тихий полет. Голос из темной немой могилы Скорбным криком зовет. Где золото кудрей твоих отыскать И очи, полные света? К любимым губам прикоснусь поцелуем И к нежным рукам, где-то… Где-то! Где-то! В летнего солнца янтарных лучах Под сенью теплого ветра Ты ждешь меня в дальних краях иль морях, Я знаю, любовь моя, где-то!Второй куплет мало чем отличался от первого, и когда Феликс закончил, слушательницы зааплодировали.
— Как прелестно мило! — вздохнула Джулия. — Какие глубокие слова!
— Но где тут смысл? — озадаченно спросил Брайан.
— Его нет, — любезно пояснил Феликс. — Вы же не думаете, что в каждой песне должна быть мораль, как в баснях Эзопа?
Брайан пожал плечами и повернулся к Мадж.
— Должен сказать, я согласен с Фицджеральдом, — быстро вставил доктор. — Мне нравятся песни, в которых есть какой-то смысл. Текст того, что вы исполнили, так же загадочен, как поэзия Браунинга, только без его гения.