Тайна ее сердца
Шрифт:
Мэггс понимала, что просто сойдет с ума, если он и дальше будет продолжать в том же духе.
Не этого она хотела. Не в этом так нуждалась. Она не просила мужа о нежном и теплом обращении.
Ей нужно было лишь его семя.
И когда Мэггс уже подумала, что больше не выдержит, Годрик в последний раз подался вперед, и его плоть полностью заполнила лоно жены. Он немного помедлил, тяжело дыша и касаясь грудью груди Мэггс, спрятанной под тонкой тканью сорочки, а потом втянул носом воздух. Годрик начал двигаться, не говоря ни слова. В темноте слышалось лишь его прерывистое дыхание. Мэггс хотелось
Мэггс не могла дотронуться до Годрика, ибо запретила себе подобную роскошь, поэтому она закинула руки за голову и впилась ногтями в подушку.
И все же тугая плоть мужа быстро и размеренно погружалась в нее, словно безмолвно требуя чего-то. Того, что она запрещала себе дать.
Внезапно у Годрика перехватило дыхание, и он что есть силы вжал Мэггс в мягкий матрас. Она судорожно сглотнула, силясь разглядеть что-либо в кромешной темноте, когда Годрик замер, а потом с какой-то животной силой погрузил в нее свою пульсирующую плоть. Да, Мэггс хотела этого.
Но получила только то, о чем просила.
Его семя.
Годрик осторожно покинул теплые глубины тела Мэггс и перекатился на бок. Ему хотелось остаться, обнять ее и, если она позволит, поцеловать.
Однако Мэггс ясно дала понять, что делает все это без особого удовольствия, а Годрику не нужно было повторять дважды.
Поэтому он встал с постели, накрыл Мэггс одеялом, а когда она что-то протестующе пробормотала, просто сказал:
– Спокойной ночи.
Затем развернулся, ощупью нашел в темноте халат и обувь и вышел из спальни.
Годрик оставил в своей комнате зажженную свечу и теперь был очень рад ее свету. Он вывел его из слишком интимной темноты и напомнил ему, кто он такой.
И кто такая Мэггс.
И все же, даже озаренный светом, он не удержался и подошел к комоду. Пальцы совсем не дрожали, когда он вставлял ключ в замочную скважину, так что он мог вполне собой гордиться.
Годрик поднял крышку шкатулки. Пряди волос лежали на своих местах, и он протянул руку, чтобы дотронуться до них, но не смог этого сделать. Его пальцы все еще хранили аромат кожи Мэггс.
– Прости меня, – прошептал Годрик, обращаясь к Кларе.
В тот момент он не смог даже вспомнить ее лицо, звук ее смеха или выражение глаз. Годрик разговаривал с пустотой.
Он схватился за ящик комода так, что его края больно впились ему в ладони, но так и не смог увидеть Клару.
Он потерял ее.
И остался совершенно один.
Годрик судорожно вздохнул, запустил руку в стопку писем и нащупал теперь уже дрожащими пальцами нужное.
«2 ноября 1739 года.
Дорогой Годрик!
Спасибо за деньги, которыми вы меня обеспечили. На них я починила крышу, и в восточном крыле она почти уже не протекает! Осталась прореха в потолке крошечной комнатки, что находится рядом с библиотекой. Я не знаю, как именно она использовалась, но Батлфилд сказал, будто бы в ней заперли бывшую хозяйку дома, после того как ее муж завел роман с собственным камердинером (!). Но вам ведь известно, как Батлфилд любит подобные шутки.
На прошлой неделе
Господи, как же это грустно! Я не стану вас осуждать, если вы выругаетесь и сомнете это письмо, полное слезливых откровений. Боюсь, я не слишком веселая собеседница.
Вчера я ходила на чай к викарию, где меня обильно угощали пирожными. Вы не поверите, но нам подавали что-то вроде торта с хурмой. Очень красивый на вид, но довольно горький (подозреваю, хурма была не слишком спелой). Однако мне сказали, что это коронное блюдо хозяйки дома, поэтому мне пришлось съесть кусочек и при этом улыбаться (!). Мне показали младшего сына викария сорока дней от роду. По какой-то непонятной причине мне захотелось расплакаться при виде этого очаровательного малыша, но я рассмеялась, сославшись на то, что мне попала в глаз соринка.
Право, не знаю, зачем я все это вам рассказываю.
Ну вот! Опять я надоедаю вам своими россказнями. Но я исправлюсь, и в следующем письме будут только радостные новости, обещаю. Остаюсь преданно ваша
P.S. Кстати, вы попробовали отвар из имбиря, ячменя и анисового семени, рецепт которого я присылала в прошлый раз? Знаю, на вкус он омерзителен, но вашему больному горлу поможет наверняка».
Слова постскриптума расплылись у Годрика перед глазами, и он отчаянно заморгал. Вот для кого он все это сделал: для Мэггс, считающей, что капризный старый дворецкий обладает чувством юмора; евшей горький торт с хурмой, чтобы угодить жене викария; и плачущей при виде младенца, не желая при этом понять, что именно вызвало эти слезы.
Она заслуживала того, чтобы у нее появился свой ребенок. Она станет прекрасной матерью: доброй, нежной и понимающей.
Годрик убрал письмо в ящик стола и закрыл его на ключ.
Он обещал помочь ей зачать ребенка и сделает это.
И не важно, какую цену ему придется за это заплатить.
Мэггс проснулась от шороха. Это Даньелз прибиралась у нее в шкафу. Мэггс прищурилась и, посмотрев на окно, поняла, что утро давно уже наступило. Она сладко потянулась и поняла еще одну вещь: ее бедра были липкими.
Ведь прошлой ночью Годрик занимался с ней любовью.
Лицо Мэггс залила краска смущения. Она до сих пор чувствовала ноющую боль в бедрах, коей не ощущала уже несколько лет, и пожалела, что не проснулась в полном одиночестве, чтобы в тишине свыкнуться с изменениями в ее жизни.
В ее теле.
К счастью, мысли Даньелз были заняты другим.
– У нас посетители, миледи.
Мэггс ошеломленно заморгала. Неужели так поздно? Кроме того, у них еще не было ни одного посетителя с самого приезда в Лондон. Мэггс не знала даже, убрались ли уже в гостиной.