Тайна гибели адмирала Макарова
Шрифт:
– Морское казачество, видите ли, русская лихость!
– ехидничали просвещенные оппоненты, понимающе переглядывались: знаем, мол, куда ты метишь, выскочка...
Книга Макарова имела успех не потому, что вызвала шум, - она стала делом. Да, делом, ибо на много лет осталась предметом насущной идейной жизни русских моряков. Кстати говоря, не только русских. Книгу Макарова неплохо знали и на иностранных флотах.
...Летом 1902 года в Кронштадт пришел военный корабль из Аргентины. Командир явился с представлением к Макарову. Разговор шел по-английски, разговор чинный, официальный. И вдруг аргентинец с аффектацией произнес:
– Позвольте
Макаров вежливо поблагодарил, но в душе подумал: врет небось темпераментный южанин, откуда ему знать о "Тактике"... Аргентинец, видимо, почувствовал сомнения хозяина. Резко повернувшись, он бросил приказание одному из своей свиты. И вот Макаров листает книгу на испанском языке. Свою книгу. А на титуле обозначено место издания - Буэнос-Айрес. Макаров слегка взволнован, но, листая страницы, он внимательно слушает, что говорит аргентинский моряк:
– Хотя наш флот совсем еще молодой, но странно было бы, если бы мы не знали книги, достоинства которой оценены во всех государствах Европы и Америки.
Да, лестно, ничего не скажешь. "Во всех государствах Европы и Америки..." Экзотический город с другого конца земли на титуле собственной книги... Подумать только - Буэнос-Айрес! И тут Макаров сразу мрачнеет: в Петербурге его книга до сих пор не вышла отдельным изданием. Она напечатана была только в журналах.
Одиннадцатого февраля 1904 года, когда началась русско-японская война, его назначили на должность командующего Тихоокеанским флотом, он вновь обратился с просьбой напечатать 500 экземпляров "Тактики" и выслать их в Порт-Артур: Макаров справедливо полагал, что подчиненные должны быть знакомы со взглядами своего адмирала. Однако на этом документе имеется лаконичная резолюция: "Не признано возможным". Макаров узнал об отказе уже в Порт-Артуре. Только он ультимативно потребовал немедленно напечатать книгу или в противном случае заменить его "другим адмиралом".
"Рассуждения о морской тактике" были наконец напечатаны. Но к этому времени Макаров погиб, а Порт-Артур был осажден с моря и с суши.
Шесть раз выходила в России эта книга. Ее шестое издание пришлось на 1943 год. Шла война, далек еще был путь до Берлина. Страна берегла каждую копейку. Многие журналы не издавались, уменьшился формат газет. Все - для фронта... Мало выходило книг, и только самые необходимые. Все - для победы... И в это время вновь появляется макаровская "Тактика". Она была нужна Родине как оружие победы.
11 часов 16(29) февраля 1904 года.
Великая Сибирская железная дорога. Станция Байкал на берегу озера.
Салон-вагон вице-адмирала
Макарова Степана Осиповича.
– Ну что, господин каперанг, поработали и хватит. Вон какая погода! Прямо по Пушкину - "мороз и солнце".
Видно было сразу, что Макаров находился в отличном расположении духа. Он сидел за небольшим письменным столом, заваленным бумагами. Напротив, усевшись за черную пишущую машинку, улыбался капитан первого ранга Васильев, недавний командир "Ермака".
– Недурно, недурно, Степан Осипович, а то спина затекла.
– Это с непривычки. Неделю назад вы едва пальцами перебирали по буквам, а теперь стучите как заправский машинист, - басовито хохотнул Макаров.
Сдержанный Васильев улыбнулся. Его, разумеется, нисколько не удивило в устах Макарова слово "машинист" - именно так именовались в России начала века работавшие на пишущей машинке: в ту пору это была сугубо мужская профессия.
Макаров
– Одевайтесь, Михаил Петрович, погуляем по станции.
Васильев молча поклонился и вышел. Салон-вагон состоял из кабинета, где сейчас работали Макаров и Васильев, двух купе, где они отдыхали, и гостиной, где они и их гости, если таковые случались, обедали. Адъютанты, вестовые и охрана размещались в соседнем вагоне. Остальные восемнадцать вагонов состава были с ремонтным оборудованием для поврежденных кораблей, а еще в четырех ехали петербургские рабочие-металлисты.
В тамбуре стоял матрос в длинной овчине, закутанный в башлык, при винтовке со штыком - часовой, война все-таки. Адмирал по привычке осмотрел матроса - все по форме, только вот эти противные валенки... Отродясь презирают их моряки. Вот и Макаров, и Васильев ходят в сапогах, хоть и надевают под них два шерстяных носка. Спустились по лесенке, сошли на снег.
– Какая красота, - сказал Макаров, оглядываясь на гигантские сосны, обступавшие со всех сторон небольшой станционный поселок.
– Вы ведь впервые в этих местах?
– Да, Степан Осипович, восточнее Урала бывать не доводилось.
– Моряк, понятное дело. А я тут, помнится, еще на санях езживал. Не успели построить железную дорогу вокруг Байкала, теперь по льду положили рельсы, будут, как встарь, лошадьми тащить через озеро.
– Ничего, это займет не более суток.
Пошли вдоль состава. У каждого вагона матросы-часовые отдавали им честь, адмирал и каперанг кланялись в ответ. Поодаль раздавались громкие веселые крики: это рабочие вышли из теплушек и с мальчишеским удовольствием возились, стараясь окунуть друг друга в сугроб.
– Веселятся, а скоро под огонь, - сказал Макаров.
– А мастера знатные, умельцы как на подбор.
– Да, слышал, они с Балтийского судостроительного.
– Не только. Завод казенный, начальником его генерал-майор-от-артиллери и Агапов, знакомы?
– Нет, но слышал - дельный инженер.
– Верно, и администратор толковый. Мы договорились, он отдал приказ, тут же две бригады с мастерами были составлены и отправлены. Но всех нужных специалистов не нашлось, я снесся с Путиловским - там кисло: да мы не можем отпустить мастеровых по пушкам и снарядам, у нас большие заказы артиллерийского ведомства... Поехал сам в правление завода, вызвали инженеров из пушечной мастерской - тоже руками разводят. И тут, вообразите, молодой человек один горячо выступает "за", я даже фамилию запомнил Рутенберг, еврей или выкрест, а такой патриот оказался.
– Не иначе как в деньгах заинтересован, - засмеялся Васильев, - только вот вопрос - наших или японских?
– Помилуйте, голубчик, при чем тут японцы. Но в конце концов убедил я дирекцию две дюжины лучших специалистов послать. Так и порешили. Тот же Рутенберг вызвался их отобрать и снарядить.
Раздались частые паровозные гудки.
– Пошли в вагон, - сказал Макаров, - сейчас начнут состав расцеплять.
На вагонах, в которых ехали питерские мастеровые, красовалась надпись: "40 человек, 8 лошадей". То были новейшие вагоны для воинских перевозок. Для солдат - нижние и верхние нары, спали по десять человек в ряд на соломенных матрацах, не просторно, однако отдохнуть можно. В центре печка, а у стены против раздвижной двери - параша. Ну, а лошади помещались по четыре в ряд, восемь конников спали на сене вместе с ними, как придется.