Тайна горы Муг
Шрифт:
— Не давайте себя в обиду, девочки. Он и мать уморил своей скупостью. Он ведет счет плодам на деревьях, но от этого персики не становятся горькими.
— Марьяма! Где ты, Марьяма! — зовет Махзая младшую сестру.
— Иду, Махзая! — звенит голос девочки.
По дорожке, ведущей к глиняному домику, мчится, словно на крыльях, худенькая Марьяма. Ее тоненькие косички развеваются от бега, а широкие рукава длинного желтого платья надуваются и походят на два огромных тюльпана. Она что-то напевает и приплясывает на ходу.
— Ах ты, проказница! — ласково бранит ее Махзая. —
— Не сердись, сестрица! Праздник не скоро, — отвечает Марьяма, — а мне так хотелось надеть повое платье, хоть примерить… Хочешь, я кое-что скажу тебе?
И, поднявшись на цыпочки, она долго что-то шепчет на ухо Махзае.
— Не может быть! — восклицает Махзая. — Ты выдумала.
— Клянусь молодой луной! — уверяет Марьяма. — Он спрятался в кустах и водит угольком по белой доске. Он близко, вот там, за виноградником. Посмотри!
— А какой он из себя? — спрашивает Махзая, все еще не веря словам сестры.
— Как солнце ясное! — говорит, захлебываясь, девочка. — Брови как стрелы, глаза большие-большие и волосы длинные, падают на плечи. Богатырь!
— Да что ты болтаешь! Откуда здесь взялся богатырь! То ведь в сказке.
— Пойдем, покажу! — Марьяма тащит сестру за собой.
Не успели они сделать и нескольких шагов, как навстречу им из виноградника вышел юноша. Как странно: Махзае тоже кажется, что перед ней богатырь Рустам из ее любимой сказки. Марьяма в испуге убегает, а Махзая молча смотрит на незнакомца.
— Добрый день, счастливый день! — кланяется юноша и смело смотрит в глаза девушке.
Махзая никогда не видела таких черных, сверкающих глаз. Они так и притягивают к себе, и хочется смотреть и смотреть в эти глаза. Махзая смотрит как завороженная и не знает, что ей сказать.
— Кто ты? Что ты делаешь здесь в такой ранний час?
— Я живописец. — Юноша улыбается. — Мне хотелось изобразить на этой доске самую красивую девушку на свете.
— А где же та девушка? — Махзая оглядывается, словно девушка стоит за ее спиной.
Юноша протягивает ей доску:
— Посмотри — может быть, ты узнаешь ее!
— Как ты сумел? — вырывается у Махзаи. — Ведь это я! Я вижу себя, как в горном озере… — Она заслонила рукавом глаза, потом снова взглянула на рисунок. — Это я?
— Это ты! — отвечает юноша. — Я очень старался. Я видел тебя много раз, когда ты собирала виноград. Я даже знаю твои песенки, — признается юноша, и лицо его вспыхивает ярким румянцем.
— Как же ты это сделал? Да так искусно, как в храме! Я видела там знатных согдианок. Их лица так нежны и красивы на росписях!
— Я прятался в кустах и смотрел на тебя, а руки мои сами чертили. Но это только рисунок. Потом, когда я перенесу этот рисунок на большею стену дворца Диваштича, я сделаю это еще лучше. Там будет виден нежный румянец твоих щек, твои губы, как вишни, и глаза с золотыми искорками. А косы твои, цвета созревшего каштана, я распущу. Всякий, кто увидит твое изображение, почувствует радость.
Девушка
— Я никогда не слыхала таких слов. Кто ты? Скажи скорее! Ты настоящий? А может быть, ты сказочный? Ты не богатырь Рустам?
— Я настоящий! — смеется юноша. — Я Рустам. Только не богатырь. Моя деревня по ту сторону реки. Я сын пастуха Нанайзата… А твое имя, девушка?
— Махзая [11] .
— Тебе только пристало быть прислужницей Луны! — восклицает юноша.
— А как ты попал в наш сад?
— Меня прислала добрая богиня. Она указала мне путь в этот сад. Я долго искал его и вот нашел…
11
Махзая — прислужница Луны.
Махзая молча смотрит на юношу. «Скажи еще слово, — думает она. — Как хороши твои слова! Не уходи!»
А Рустам будто читает мысли Махзаи и, как бы отвечая на них, предлагает:
— Хочешь, я расскажу тебе, зачем я искал твой сад?
Махзая садится рядом с юношей и замирает в ожидании. Она мигом позабыла о винограднике, о злобном Акузере, о том, что завтра день Митры и надо приготовить плоды для приношения даров. Она смотрела на юношу с удивлением и восхищением. Но если бы ее спросили, чем привлек он ее, она не смогла бы ответить. Все ей нравилось в нем. И то, что он улыбается доброй улыбкой, и то, что волосы его вьются непокорными кольцами и падают на высокий лоб. Он встряхивает головой и отбрасывает волосы назад, чтобы не мешали ему смотреть вокруг смелыми, горячими глазами.
— Вон там, — говорит юноша, протягивая руку в сторону реки, — в Панче, есть дворец… Ты была там?
— Нет, не была.
— Прекрасный дворец господина Панча. В этом дворце работает старый художник Хватамсач. Он делает росписи на стенах, волшебные картины рисует. Там всякое увидеть можно: и царей на небесных конях, и знатных согдианок, есть даже изображение Сиявахша. Там жизнь и сказки изображены искусной рукой.
— Как же ты попал туда? Во дворец самого господина Панча?
— Богам было угодно. То было чудо, но оно свершилось. Случилось так, что старый Хватамсач доверил мне большое дело. «Я поручу тебе работу, юноша, настоящую работу для комнаты молитв, — сказал он мне как-то. — Там ты изобразишь дары нашей земли. Пусть порадуется добрая богиня Анахита. Пусть увидит плоды земли такими, какими рождает их солнце. Только смотри не ошибись! Все сделай достойным удивления. А если не сумеешь, отберу краски… пойдешь пасти овец Диваштича…»
Юноша рассказывал торопливо, с волнением обрывая лепестки белой розы, что была у него в руках.
— Я много ночей не спал, все думал, как лучше изобразить дары земли. Я лежал на крыше, смотрел в звездное небо, и мне казалось, что я вижу дивные сады. «Укройся в четырех стенах и работай, — говорил мне старый Хватамсач. — Никуда не ходи, ни на что не смотри. Если есть в тебе дар волшебный, то мысль твоя подскажет тебе истинную красоту. А если нет его, то и не сделаешь ты того, что нужно».