Тайна горы Муг
Шрифт:
— Сын мой, я не могу жить, пока не воздам должное памяти твоего отца. Разве был на свете человек более благородный!..
Обняв мать, неутешно рыдала Кушанча.
— Мне ничего больше не нужно в жизни — я хочу только найти Навимаха. Я хочу проститься с ним…
Чатиса опустилась на колени и, обняв ноги Аспанзата, молила его так, как молят о спасении жизни.
— Пойдем, мать! — сурово сказал Аспанзат. — Пойдем к ущелью Кум, мы найдем отца. Мы выполним свой долг…
Они долго шли молча. Им никто не встретился на пути, и каждый из них думал лишь о судьбе Навимаха. Они забыли о грозящей опасности. Но, подходя в ущелью Кум, они услышали те же крики и стоны,
Женщины остановились в нерешительности. Но Аспанзат вдруг схватил обеих за руки и потащил по крутой, отвесной скале вниз, к реке.
— Прости меня, мать, прости и ты, Кушанча, я должен сохранить вам жизнь, а потом я вернусь сюда и выполню свои долг перед отцом!
Они спускались всё ниже и ниже. Вот и берег реки.
— Скорее в воду! Не бойтесь валунов. За мной!.. Мать, не отставай!.. Кушанча, я держу тебя, ты не утонешь, не бойся!.. Мать, не отставай!.. Не бойся, Кушанча… На том берегу мы будем в безопасности. Сейчас уже никого нет на реке. Они не смотрят сюда, не стреляют…
— Я не могу больше! — стонет Чатиса. — Я… — Она без сил останавливается у валуна.
— Аспанзат, помоги ей взобраться на камень, — кричит Кушанча.
— О, проклятая стрела! О, вестник смерти! Берегись, моя Кушанча! — Аспанзат склонился над девушкой, стараясь заслонить ее, но волны разъединили их.
Новая стрела впилась в спину Кушанчи. Чатиса с криком бросилась к дочери. Вода окрасилась кровью. Аспанзат подхватил беспомощную Кушанчу и поплыл. Чатиса отстала, силы изменили ей. Юноша все плыл и плыл к берегу. Берег так близок, скорее, скорее… Вдруг острая боль обожгла плечо Аспанзата.
— Кушанча!.. Мать!..
Все померкло…
В крепости Абаргар все было по-прежнему, словно сюда и не заглядывали чужеземцы. Подвалы были полны припасов и вина. Как и прежде, лежали в резных деревянных шкатулках письма и документы Диваштича. Комнаты были увешаны коврами и драгоценными персидскими тканями, еду подавали на серебряных блюдах, вино пили из золотых чаш. Вместе с афшином в крепость вернулась его семья; здесь же был его советник-горбун; вернулись и служители двора. И все же жизнь в Абаргаре была до крайности необычной. Крепость была похожа на тюрьму. Никто не смел выйти за кованые ворота крепости. Уже много дней никто не приходил сюда. Афшин ничего не знал о судьбе людей Панча, которые остались вблизи ущелья Кум, окруженные воинами ал-Мусейяба. Он не знал, сколько людей погибло и сколько спаслось бегством. Он пытался узнать, послал туда своих чакиров, но никто из них не вернулся. Значит, за пределами крепости царят чужие законы, и нет у афшина Панча больше ни города, ни селений, ни пастбищ, ни виноградников, есть только эта маленькая, недостроенная крепость на горе духов, где можно встретиться с дивом в облике дикого кабана.
Но пришел час, и у ворот Абаргара появились воины ал-Мусейяба.
— Впустите гонцов! — кричали они, швыряя камни в ворота и лязгая щитами.
— Мы привезли послание афшину, — сообщил охранникам один из гонцов.
— Обстреляйте их, пусть забудут дорогу в Абаргар, — велел Диваштич, приказывая чакирам взяться за луки.
Поток стрел был ответом непрошеным гостям. Вскоре прибыл другой отряд. На этот раз его возглавил согдиец Сулейман Абу-с-Сари.
— Пусти его, — посоветовал афшину горбун. — Он знаменит своей жестокостью. Я знаю, как он преследовал согдийцев. С ним не сравнится и самый лютый враг. С ним
Диваштич долго не соглашался открыть ворота Абаргара. Он изменил своему решению лишь тогда, когда воины Сулеймана начали осаду крепости.
— Ты плохо ценишь благосклонность ал-Хараши, — заметил Сулейман, скрывая за вежливой улыбкой свою ярость, — Ты обстреливаешь гонцов ал-Мусейяба, а между тем он оставил тебе эту крепость нетронутой. Он выполнил волю ал-Хараши.
У нас одна забота — сохранить жизнь афшина и дать ему понять, как велико благородство наместника халифа.
— Теперь я знаю, кто убил моего писца Махоя! — воскликнул в негодовании афшин. — Его убили воины ал-Мусейяба. Признайся! Есть ли предел вашим злодеяниям?
— Мне известно другое, — ответил Сулейман: — старый араб своими руками спасал летопись твоего писца. Твой Махой сам бросился в костер. Его никто не тронул и пальцем.
Афшин не стал спорить с ненавистным ему предателем. Выхода не было — Диваштич принял все условия, предложенные ему военачальником. Он вынужден был согласиться открыть ворота крепости и пустить туда воинов Сулеймана. Диваштичу была обещана свобода. Крепость была открыта.
— Пусть тебя не тревожат мелкие заботы, — льстиво предупредил афшина Сулейман. — Я позабочусь о том, чтобы твой караван со всеми богатствами был доставлен в Мерв. Если ты доверил мне свою жизнь, то стоит ли думать о нескольких сундуках!
Не успел скрыться из виду последний всадник отряда Диваштича, как воины Сулеймана Абу-с-Сари, подобно коршунам, набросились на добычу. Они делили богатство афшина Панча. Однако Сулейман не мог потерпеть этого. Он вернулся и отобрал для себя все наиболее ценное, что составляло пятую часть добычи. Много соблазнительных подарков получил и наместник в Мерве Саид ал-Хараши. Все остальное поделили между собой воины.
Серебряное блюдо.
Наутро, когда из ворот крепости Абаргар вышел последний верблюд, груженный награбленным добром, когда вывели всех пленников из знатных согдийских семей, которых ал-Хараши велел вести в Мерв, крепость Диваштича подожгли.
Весь день и всю ночь пылало зарево на горе Магов. Люди, убежавшие в горы, решили, что пожарище — возмездие богов за совершенные чужеземцами злодеяния. Они не знали, что горит крепость афшина.
Долгим и утомительным был путь Диваштича в Мерв. Медленно продвигался караван по пыльным и знойным дорогам. И хотя воины Сулеймана, сопровождавшие афшина к наместнику, были учтивы, не притесняли его, — он был пленником. Он был во власти Саида ал-Хараши, и никто не мог предсказать, что ждет его в Мерве.
Дни и ночи афшин непрестанно думал. Он должен был решить — на что соглашаться и что можно просить. Одно ему было ясно — ни за какие блага мира он не откажется от веры своих предков и от обычаев своей страны. Пусть Диваштич предстанет перед наместником в Мерве благочестивым мусульманином, но это будут только пустые слова. Все его мысли, все его деяния принадлежат Согду.
В Мерве афшина приняли с почестями. Саид ал-Хараши обращался с ним как с равным, ни в чем не отказывая. Ал-Хараши предложил Диваштичу вернуться к своей семье в горы, он возвращал афшину все горные селения согдийцев.