Тайна греческого гроба
Шрифт:
— Сколько ломтиков лимона лежало на тарелочке?
— Извините, мистер Квин, этого я не помню. Вы же знаете, мы в Британии не употребляем лимон. Это отвратительный русский обычай. Еще заварочные пакетики! — Она пожала плечами. — Но насчет чашек я уверена.
Эллери упрямо спросил:
— Это было после смерти Халкиса?
— Да, конечно, — вздохнув, отозвалась Джоан. — Не только после смерти, но и после похорон. Во вторник, как я сказала.
Эллери впился зубами в нижнюю губу и бросил на Джоан холодный взгляд.
— Тысяча благодарностей, мисс Бретт, — процедил он. — Вы
Джоан робко улыбнулась, оглянулась, будто ждала похвалы или одобрения. Никто не обращал на нее никакого внимания, все насмешливо смотрели на Эллери. Она молча поднялась и вышла из комнаты. За ней вышел Джонсон и тихо закрыл дверь.
Первым заговорил Сэмпсон.
— Да, мой мальчик, вот это фиаско, — мягко сказал он. — Ладно, Эллери, не принимайте это так близко к сердцу. Мы все допускаем ошибки. А вы ошиблись блистательно.
Эллери слабо махнул рукой. Его голова упала на грудь, и поэтому голос звучал приглушенно:
— Ошибка, Сэмпсон? Да это непростительно. Меня следует высечь и выгнать, чтобы бежал поджав хвост...
Вдруг поднялся Нокс. Весело поблескивая глазами, он обратился к Эллери:
— Мистер Квин, ваши разъяснения базируются на двух основных элементах.
— Знаю, сэр, знаю, — простонал Эллери, — не надо сыпать мне соль на раны.
— Со временем вы поймете, юноша, — сказал великий человек, — что без неудач успеха не бывает... Итак, два элемента. Один — это чайные чашки. Остроумное, очень остроумное объяснение, мистер Квин, но мисс Бретт его опровергла. Теперь у вас нет повода утверждать, что присутствовали только два человека. Ссылаясь на чашки, вы говорили, что с начала и до конца присутствовали лишь два человека, Халкис и Гримшоу; что Халкис намеренно старался представить дело так, чтобы казалось, что их было трое; что третьего человека вообще не было, а вторым был сам Халкис.
— Все верно, — уныло произнес Эллери, — но теперь...
— Нет, неверно, — негромко сказал Нокс, — потому что третий там был. И я могу это доказать без умозаключений, сразу.
— Что такое? — Голова Эллери подскочила вверх, словно на пружине. — Как это, сэр? Был третий? И вы можете доказать? Откуда вы знаете?
Нокс рассмеялся.
— Да уж знаю, — сказал он. — Этим третьим был я!
Глава 15
ОБЪЯСНЕНИЕ
Спустя годы, возвращаясь памятью к тому моменту, Эллери Квин заметил грустно:
— Наступление своей зрелости я датирую откровением Нокса. Это полностью изменило мое представление о себе самом и своих способностях.
Вся искусная конструкция его рассуждений, обрисованная столь многоречиво, рухнула и разбилась в куски у его ног. Наверное, это событие не стало бы такой катастрофой для его «эго», не явись оно в паре с крепким ударом по самолюбию. Ведь он был так «проницателен». Так хитроумен и тонок... Само явление августейшего присутствия Нокса, первоначально вдохновившее его на это шоу, обернулось теперь другой стороной, чтобы обжечь ему лицо огнем стыда.
Его ум неистово трудился, пытаясь подавить сопротивление фактов,
К счастью, об Эллери забыли — как он сидит там, съежившись в кресле. Градом возбужденных вопросов инспектор держал внимание великого человека. Что произошло в тот вечер? Как Нокс оказался в компании Гримшоу? Что все это значит?
Нокс объяснял, устремив тяжелый, оценивающий взгляд на инспектора и Сэмпсона.
Года три назад Халкис сделал Ноксу, одному из лучших своих клиентов, странное предложение. Халкис утверждал, что владеет почти бесценной картиной, которую хотел бы продать Ноксу при условии, что тот обещает никогда ее не выставлять. Необычное требование! Нокс вел себя осторожно. Что за картина? И зачем такая таинственность? Халкис был с ним, по всей видимости, честен. Эта картина, сказал он, принадлежала музею Виктории в Лондоне. Музей оценил ее в миллион долларов...
— Миллион долларов, мистер Нокс? — переспросил окружной прокурор. — Я плохо разбираюсь в произведениях искусства, но должен сказать, что это баснословная сумма даже для шедевра.
Нокс улыбнулся:
— Но не для этого шедевра, Сэмпсон. Это Леонардо.
— Леонардо да Винчи?
— Да.
— Но я думал, что все его великие картины...
— Эту работу несколько лет назад обнаружили сотрудники музея Виктории. Выполненная маслом в начале шестнадцатого века деталь незавершенной фрески, которую Леонардо должен был писать для зала Палаццо Веккьо во Флоренции. История ее создания довольно длинна, и я не буду сейчас вдаваться в подробности. Бесценная находка музея называется «Деталь «Битвы за знамя». Миллион за нового Леонардо, уж поверьте мне, — это дешево.
— Продолжайте, сэр.
— Естественно, мне хотелось знать, как Халкис подцепил картину. Я не слышал, чтобы ее выставляли на продажу. Халкис был уклончив, привел меня к мысли, что действует как агент музея в Америке. Музей не хочет огласки, сказал он, поскольку британцы поднимут бурю протестов, если раскроется, что картина покинула страну. Это действительно прекрасная вещь. Он еще уступил. И я не смог устоять и купил ее за семьсот пятьдесят тысяч, очень выгодно.
Инспектор кивнул:
— Мне кажется, я понимаю, что произошло дальше.
— Да. Неделю назад, в пятницу, ко мне явился человек, назвавшийся Альбертом Гримшоу. Обычно человек с улицы ко мне войти не может, но он прислал мне записку со словами «Битва за знамя», и мне пришлось с ним встретиться. Маленький, смуглый, с крысиными глазками. Хитрый, практичный, торгуется жестко. Он рассказал удивительную историю. Суть в том, что это Леонардо, которого я приобрел у Халкиса на полном доверии, музей вообще не предполагал продавать. Картина была похищена из музея пять лет назад. И похитителем был Гримшоу, он этого и не стеснялся.