Тайна художника
Шрифт:
— А вы не смогли бы хотя бы предположительно назвать имя этого художника?
Артур Плаутер задумался на пару минут, внимательно и детально рассматривая пейзаж, потом ответил:
— Это мог быть Якоб Вайтмор… Возможно, ранний Вайтмор, бездарно реалистичный. К сожалению, бедный Якоб Вайтмор попытался объять в своем творчестве историю современного искусства: он достиг сюрреализма и тут же, перед смертью, начал открывать для себя символизм…
— Давно он умер?
— Вчера, — спокойно ответил Плаутер,
Он был, похоже, доволен нокаутирующим характером своей неожиданной информации. Действительно, я с минуту стоял, переваривая то, что услышал. Плаутер же пояснил:
— Лишь недавно я узнал подробности о его смерти. Купаясь неподалеку от Сикомор-Поинт, Якоб Вайтмор сделал неудачный заплыв далековато в море: там у него случился вроде бы сердечный приступ.
Задумавшись еще на минуту, Артур Плаутер снова посмотрел на картину и добавил:
— Интересно, что собирался со всем эти делать Поль Гримес… Цены на полотна хорошего художника могут, конечно, подняться. Но Якоб Вайтмор никогда не считался таковым.
— Может быть, его картины хоть чем-то напоминают творчество Хантри? — спросил я.
— Совсем нет! — уверенно ответил искусствовед. Потом, посмотрев на меня, он с любопытством спросил: — А почему вы так спросили?
— Мне сказали, что Поль Гримес являлся человеком, способным продать не очень сведущему покупателю какую-нибудь фальшивую картину «под Хантри».
— Понимаю. Но ему было бы очень трудно продать такую картину, как эта, пытаясь выдать ее за детище Хантри. Даже для последних лет творчества Якоба Вайтмора этот пейзаж не относится к лучшим. К тому же художник довел работу едва ли до половины… Он был обречен морем: рисовал его так часто и однообразно… — задумчиво добавил Плаутер, не скрывая своего жесткого юмора.
Я внимательнее посмотрел на грубоватые сине-зеленые всплески красок на пейзаже, как бы снующие по бесконечному морскому простору картины. Даже если это была и наихудшая картина Вайтмора, мысль о том, что ее создатель умер в том же самом море, которое так часто изображал, придавала полотну какую-то определенную глубину и выразительность… И наверняка вызывала сочувствие, а не юмор.
— Следовательно, Якоб Вайтмор жил недалеко от Сикомор-Поинт? — спросил я, чтобы уточнить эти сведения.
— Да, у самого пляжа, вблизи Университетского городка.
— У него была семья?
— Последние годы он проживал с подругой, — ответил Плаутер. — Именно эта дама звонила мне сегодня, просила приехать и осмотреть картины, оставшиеся после Вайтмора. Насколько я понял, она желает их продать, возможно, даже за бесценок. Честно говоря, я не приобрел бы их и за самую низкую плату.
Артур Плаутер возвратил мне картину, а потом пояснил, как добраться к дому Вайтмора. Я искренне поблагодарил его.
Через полчаса
Подруга Якоба Вайтмора оказалась мрачно настроенной блондинкой, еще не пережившей довольно затянувшуюся стадию девичества. Она жила в одном из нескольких небольших домиков, разбросанных на песчаном откосе, который уходил одним концом в море. Услышав мой стук, она слегка приоткрыла дверь, глядя на меня через щель с таким недоверием, будто я пришел известить ее о новой катастрофе.
— Я интересуюсь картинами, — пояснил я вежливым тоном.
— Их уже немного осталось… Я продаю их понемногу. Якоб утонул вчера в море… Вы, вероятно, слышали об этом… Утонул, а меня оставил в полной нищете…
Ее тихий голос был насыщен горечью и печалью. Мрачные мысли, казалось, заполнили ее всю — от мозга до кончиков белокурых волос. Она бросила печальный взгляд поверх моего плеча в сторону предательского моря, по которому мирно скользили сейчас небольшие волны.
Мы все еще разговаривали через щель в дверях.
— Могу я войти в дом и осмотреть картины? — спросил я приветливым тоном.
— Да, пожалуйста, — она наконец открыла дверь пошире, но, как только я зашел, сразу же ее закрыла, как бы изолируясь от внешнего мира, унесшего ее друга
В комнате чувствовался запах близкого моря и затхлости. Малое количество ветхой мебели свидетельствовало о небольших достатках живущих здесь. У меня сразу же создалось впечатление, что этот старый домишко с трудом пережил битву с жестоким временем, которое было к нему так же беспощадно, как и к мрачному дому Джонсонов на Олив-стрит. Они были чем-то очень похожи друг на друга… Стариной, ветхостью, запустением и безысходностью… Но и еще чем-то…
Девица ушла на пару минут в соседнюю комнату, затем вернулась, неся стопку не оправленных в рамы картин. Она осторожно положила их на искривленный тростниковый столик, пояснив все тем же тихим унылым голосом:
— Хочу за каждую по десятке. Или же 45 долларов за все пять. Якоб брал за них обычно дороже. Он продавал их по субботам у столиков, где торгуют картинами, в Санта-Тереза. Не так давно он удачно продал одну картину какому-то антиквару. Я же продаю дешево, потому что не могу долго ждать…
— Тем антикваром был Поль Гримес, не так ли? — с интересом спросил я, стараясь говорить как бы мимоходом.
— Кажется… — ответила она, но теперь посмотрела на меня более внимательно и даже с какой-то подозрительностью. — Выходит, вы тоже торгуете картинами?
— Нет, конечно!
— Но ведь вы знаете Поля Гримеса, если сразу же упомянули о нем.
— Немного знаю.
— Это честный человек?
— Я не так уж близко знаком с ним, чтобы утверждать это. Но почему вы спросили об этом?