Тайна художника
Шрифт:
Вокруг царили тишина и темнота. Лишь в одном из небольших домишек горел несколько притушенный закрытыми жалюзями свет… Он-то мне как раз и был нужен!
Я медленно подошел ко входу в этот аккуратный, небольшой домик, бегло осмотрелся вокруг и постучал молоточком о головку маленького льва, прикрепленного к двери. Через несколько минут я услышал внутри какое-то движение, а затем едва сдерживаемое дыхание молчавшего человека.
Прошла еще одна минута обоюдного ожидания.
— Кто там? — отозвался наконец-то немолодой женский голос.
— Мое
— Тогда отправляйтесь ко всем чертям! — воскликнул из-за двери решительный голос. — Но перед тем, как это сделать, посоветуйте Бемейеру побыстрее убраться в преисподнюю!!!
— Я охотно передам ваше искреннее пожелание, — ответил я. — Признаться, я тоже недолюбливаю этого человека.
Говорившая со мною из-за двери женщина что-то тихо воскликнула, издав нечто похожее на смешок, а потом медленно отворила входную дверь.
На фоне двери передо мной возник силуэт хрупкой, небольшой женской фигуры.
— Меня направила сюда Паола Гримес, — откровенно пояснил я.
Она кивнула и шире распахнула дверь. Ее голова была небольшой и аккуратной, чем-то напоминая головку птички. Бросался в глаза высокий лоб, правильно очерченные брови, чуть впалые щеки, тонкий и прямой нос, особенно очень живые и быстрые глаза, в которых все еще плясали искорки радости жизни.
Заметив мой внимательно изучающий взгляд, она весело улыбнулась. Во рту у нее теперь не хватало переднего зуба. Возможно, поэтому ее улыбка выглядела симпатичной даже в старческом возрасте.
— Что это вы так смотрите? Может быть, я вам нравлюсь? Но не стоит утверждать небылицу, будто годы и старость не повлияли на мою красоту…
Я лишь вежливо улыбнулся в ответ.
Мы прошли внутрь. Она заняла кресло вблизи торшера, а я уселся напротив, чтобы вкратце ей рассказать о Поле Гримесе, его поисках доказательств по поводу подлинности картины и о его внезапной смерти.
Милдред Меад казалась потрясенной моим лаконичным рассказом.
— Не хотите ли взглянуть на фотокопию той украденной кем-то картины? — вежливо спросил я.
— Картины моего портрета? — переспросила она.
— Да. Той самой картины-портрета, которой так интересовался Поль Гримес в последние дни своей жизни, — подтвердил я, вручая ей фотографию.
Милдред Меад некоторое время внимательно рассматривала снимок под светом торшера. Потом издала какой-то звук, означавший, видимо, что она узнала этот портрет.
— Вы когда-нибудь видели эту картину раньше или хотя бы ее фотокопию? — спросил я с нескрываемым интересом.
— Я вижу ее уже в третий раз за короткое время! — резко ответила она. — И дважды уже в течение вечера. Но все еще не уверена в том, кто нарисовал этот портрет. Конечно, очень похоже на творение Рихарда Хантри, но я не припомню, чтобы позировала ему в этом…
— Некоторые утверждают, что этот портрет рисовался не с натуры, а по памяти, — пояснил я, внимательно смотря
— То же самое рассказала мне сегодня вечером эта девушка…
— Какая девушка? — встрепенулся я.
— Журналистка из местной газеты.
— Ее звали Бетти Посидан?
— Вроде бы так… Бетти Посидан… Вы знаете ее?
— Я пытался встретиться с ней сегодня вечером, но она неожиданно куда-то исчезла… Она не сказал вам, куда собирается направиться? — спросил я с некоторой надеждой в голосе.
— Сказала лишь, что пойдет на пляж… Синамор-Бич, что ли… Не помню точно.
— Может быть, Синамор-Бюйсбит?
— Пожалуй, что так, вы, наверное, правы… Так или иначе, но человек, продавший ранее Полю Гримесу эту картину, утонул позавчера в океанских волнах… Как там его звали? Не помню…
— Его звали Якоб Вайтмор. Но он не утонул, а его убили, бросили в море уже мертвым. А сперва его утопили в пресной воде… Наверное, в чьей-то ванне, чтобы потом имитировать его смерть в волнах океана от сердечного приступа.
Своим мрачным рассказом об этих двух преступлениях я сильно взволновал старенькую Милдред Меад, хотя и не намеревался этого делать. Ее маленькое личико покрылось бледностью… из него как бы стала уходить жизнь…
И все же черты лица Милдред Меад даже теперь, в старости, были все еще красивы, а вот в глазах уже терялась прежняя живость и, видимо, исчезла уверенность в красоте, свойственная пленительной молодости и даже симпатичной зрелости. Теперь, когда она заметно занервничала, ее глаза показались мне какими-то неживыми… впалыми и почти пустыми, как у статуи.
Через одну-две минуты Милдред Меад начала приходить в себя, ее бледно-фиолетовые губы зашевелились и тихо проговорили:
— Значит, и этот художник Вайтмор тоже был… убит? — ее голос был еле слышен.
— Да, так считает опытный патологоанатом, производивший вскрытие по заданию полиции, — подтвердил я.
— Господи! — воскликнула Милдред Меад. — Господи! — она учащенно задышала, как спортсмен-бегун после продолжительного кросса.
Я постарался перевести разговор в иное русло, которое сейчас особенно меня беспокоило.
— Интересно, а каким образом отыскала вас эта журналистка Бетти Посидан? — спросил я.
— Она позвонила… — тихо и отрывисто ответила старая Милдред Меад, но потом добавила: — Впрочем, я не имею понятия, как это ей удалось…
— Вы начали говорить, что она звонила куда-то или кому-то… — подсказал я.
— Разве я так сказала?.. Следовательно, вы знаете больше, чем я… Вероятно, я думала о чем-то другом… Я вас больше не задерживаю…
Сейчас Милдред Меад выглядела более постаревшей, чем час назад, когда она с веселой улыбкой впустила меня в дом. Похоже, что мой рассказ о недавних смертях и чьих-то преступных действиях выбил ее из колеи. Она нервно поглаживала морщинистой рукой блестящую поверхность столика, стоящего вблизи кресла.