Тайна Иеронима Босха
Шрифт:
Антонио ударил себя рукой по лбу:
— Простите, я знал, что забыл сказать вам что-то из-за всех этих загадок, букв, цифр. Вчера ночью позвонила Грит Вандерверф и сказала, что патер бежал из монастыря. Она предостерегала меня.
Кайе не дал коллеге договорить, достал кошелек и бросил на стол.
— Заплатите, я должен вернуться. Если это был патер…
Он вскочил и поспешил по улице за человеком в черном.
II
Кайе сразу увидел, что дверь в кабинет Небрихи открыта. Когда он приблизился к ней, патер Берле стоял в центре комнаты и рассматривал листы с буквами. В руке он держал перочинный нож.
— Buenos dias. Простите,
Патер повернулся к Кайе и криво улыбнулся ему:
— Конечно, сеньор Кайе. Эти буквы, что они значат? Однако сначала отдышитесь.
Рукой, в которой держал перочинный нож, патер указал на пять листков, прикрепленных к стене. Кайе невольно отступил.
— О, простите, вы неправильно меня поняли. Я хотел вернуть нож. Он принадлежит вам, потому я и здесь.
Патер закрыл нож и протянул реставратору. Тот медленно подошел и взял нож у Берле.
— Что вы здесь делаете, патер? Как осмелились взломать дверь!
Патер Берле оглянулся, ища возможности присесть, и опустился на стул, на котором раньше сидел Кайе.
— Помедленнее, сначала один вопрос, потом другой. Во-первых, я должен поблагодарить вас за нож. Без вас и ножа…
— Не втягивайте меня в свою игру, патер Берле. В конце концов, я не уверен, что действовал по собственной воле. Вы способны манипулировать людьми!
Патер Берле беззвучно рассмеялся:
— В этом вас убедила Грит Вандерверф? Вы переоцениваете мои возможности. Вы никогда не сделаете того, чего не хотите. А теперь вернемся к вашим вопросам. Дежурный внизу сказал, где я могу найти вас, и добавил, что я должен постучать в дверь напротив, если вас не окажется на месте. Вы часто бываете у сеньора… сеньора…
— Небрихи, — подсказал Кайе, наблюдая за патером, который явно чувствовал себя весьма уверенно.
И все же взгляд Берле все время возвращался к буквам.
— Да-да, сеньор Небриха. Ну, я и подумал, что не стоит ждать в коридоре, и постарался попасть внутрь — замки тут старые. Однако теперь, возможно, вам поставят новый.
Кайе еще не решил, сесть ему или сразу позвонить в полицию.
— Вы сбежали?
— О чем вы говорите? — успокоил его патер. — Вы забываете, что я не под арестом. Я просто не сообщил, куда иду гулять.
— И для этого вам понадобился мой перочинный нож.
— В качестве ключа, поскольку мне не доверяют.
Кайе нервно рассмеялся:
— Вы едва не уничтожили известную картину! И это не в первый раз! Как вам доверять?
Патер Берле повернулся к буквам.
— Я вижу, что не ошибся. На картине можно кое-что обнаружить, я даже не смел надеяться.
Кайе взял второй стул и сел.
— Поэтому вы хотели уничтожить картину. Что вам известно? Вы ведь не все рассказали нам?
Патер Берле смотрел не мигая, потом голова его покачнулась, и он разразился громким смехом:
— У вас очень милая манера, сеньор Кайе, вы всегда так прямолинейны?
Он подался вперед, не сводя взгляда с реставратора.
— То, что картина является изображением тайных учений, предполагали еще первые исследователи, в том числе первый коллекционер мира, король Испании Филипп Второй. Именно он поместил полотно в Эскориал 16 . Там оно находилось последние столетия. Так сказать, было спрятано. Картина замолчала, поскольку никто не знал, как ее толковать.
16
Резиденция испанских королей. — Примеч. пер.
Кайе видел, что патер Берле борется с собой, не желая выдавать свои знания. Он помолчал и наконец решился:
— Думаю, я должен начать издалека. Уже при жизни Берле разные группы пытались завладеть картиной:
Кайе был удивлен, он не ожидал, что патер обладает столь глубокими познаниями. Вдруг из коридора раздались сдержанные аплодисменты.
Кайе обернулся, Берле вскочил.
— Сожалею, что помешал вам. Ну вы и знаток! Я — Антонио де Небриха. Разрешите присоединиться? А вы тот печально знаменитый патер, покушавшийся на картину?
Кайе заметил, что патер в замешательстве. Однако Антонио де Небриха продолжал:
— Использовал ли король картину, чью эротическую ценность никто не отрицал, для мастурбаций, не доказано. Не смотрите так смущенно. Короли тоже люди, а католические — тем более. В любом случае церковь зорко следила за ней. Уже в 1599 году священник-иеронимит Хосе де Сигуенса попытался спасти картину. Он защищал произведение Босха от упреков в ереси и тем самым повел ученых по ложному пути. Нельзя из набожности государственного мужа и коллекционера Филиппа Второго делать вывод о правоверии художника Босха. Пусть это даже было и так. На картину навесили ярлык, и на долгие годы она стала недоступна пристрастному зрителю. Целые поколения пытались толковать картину с позиций католического ортодоксального содержания и терпели поражение.
Патер Берле потер пальцами уголки губ.
— Разве не говорил Новалис: непонимание есть следствие неразумности? И ты ищешь то, что у тебя есть, и не можешь этого найти, сеньор Небриха.
— Мое искреннее уважение, патер Берле! Новалис не пришел мне на ум, но я думаю, вы попали в точку.
Кайе охватила досада. Они что, собираются устроить состязание?
— Вы пришли, чтобы произвести на нас впечатление своими познаниями о картине «Сад наслаждений», патер Берле? Или действительно хотели вернуть мне нож? Подумайте и о том, что мы можем поставить в известность полицию, особенно по части взлома.
Кайе посмотрел на дверь, патер встал и подошел к картине ближе.
— Не знаю, что вам рассказала обо мне сеньора Вандерверф, но я не сумасшедший. Возможно, цель моей жизни необычна. Я принадлежу к ордену, который потерял свое значение. Только после того как Ватикан открыл архивы Святой Инквизиции, я смог прочесть старые рукописи. И понял, что призван бороться с демоном нашего времени — женщиной. — Он резко повернулся к Кайе, который ничего не понимал в объяснениях патера. — А сейчас послушайте меня внимательно, сеньор Кайе и сеньор Небриха. Эта картина — послание особого рода. Многие пытались узнать, что хотел сказать своим полотном Босх и… — тут голос патера стал тише, он придвинулся к своим слушателям, — …и скрыл ли в нем какую-то информацию. О художнике известно очень мало, почти ничего. И даже эта малость пропала в архивах инквизиции. Я хотел уничтожить послание — только для того, чтобы оно не попало в чужие руки. А теперь они преследуют меня.