Тайна исхода
Шрифт:
— Мы здесь ничего не находили.
— Она их увеличила и отослала обратно. Вспомните, как она сидела на записи. Точно так же, как на…
— Мозаике! — воскликнула Клэр.
— Так вы ее видели! — вскричал Огюстэн.
— Нет! — Но отрицать очевидное стало глупо, и она это поняла. Она оттолкнула Огюстэна и начала подбирать упавшие лекарства.
— Клэр! — умолял он. — Послушайте! Гейл послала сообщение, каким-то образом связанное с мозаикой. Мы не можем это выяснить, потому что фотографии пропали. Нам нужно найти оригинал. От этого может
— Я ничем не могу помочь.
— Нет, можете! Вы — доктор, вы учились на доктора и хотели им стать. Спасение жизней — ваше призвание. Вы должны ей помочь. Она может умереть, если вы не поможете.
— Прекратите!
— Вам не нравится то, что здесь происходит. Я это знаю. Иначе вы бы не стали настаивать на моем осмотре. Со мной все в порядке. Забудьте обо мне. Но с Гейл — нет! И с другими двумя заложниками тоже! Им нужна ваша помощь! Как вы можете им отказать?
— Эти люди — мои друзья! — сказала она, вновь начиная барабанить по двери.
— Нет, Клэр. Они используют вас, потому что вы знаете арабский и у вас есть медицинский опыт и потому что они рассчитывают на вашу преданность после того, как помогли вам с отцом. Вот и все. Они называют себя христианами, но вы можете себе представить Христа, поступающего так же? Вы можете представить, чтобы он скрыл информацию, от которой зависят жизни двух женщин и…
— Дайте мне уйти! — взмолилась она, когда наконец Рамиз открыл дверь. — Отпустите меня!
— Пожалуйста, Клэр! Пожалуйста!
Но она вырвалась от него и выскочила за дверь, с грохотом захлопнувшуюся после нее. Огюстэн присел на скамейку и обхватил голову руками, понимая, что только что упустил свой лучший шанс на помощь. И не только себе, но, возможно, и Гейл.
ГЛАВА 42
I
Ветровое стекло «Жигулей» Нагиба запотело от потоков ливня, и видимость была нулевой. Он чуть опустил стекло, включил печку и погрузился в мысли о прошедшей встрече с Тареком и гаффирами и о том, что все это могло означать. Дело принимало совсем другой оборот. Он должен доложить начальству.
— Это не может подождать до завтра? — вздохнул Гамаль. — Я сейчас занят.
— Это может быть важно.
— Ну? Что это?
— Я думаю, что в Амарне что-то происходит.
— Только не это — ты опять за свое! — разозлился Гамаль. — Ты хоть понимаешь, что мир не вертится вокруг тебя одного?
— При девочке, которую мы нашли в Амарне, найден артефакт. Я думаю, что она там что-то обнаружила, возможно, неизвестную гробницу. Вы знаете капитана Халеда Османа, старшего офицера в туристической полиции? Он запретил местным гаффирам…
— Эй! Эй! Эй! Дальше не продолжай! Уж не хочешь ли ты сказать то, о чем я подумал?
— Я просто говорю, что, по моему мнению, он что-то знает. И мы должны это проверить.
— Проверить туристическую полицию? — переспросил Гамаль. — Ты совсем с ума сошел? Неужели тебя
— Там случилось другое. Там была армия.
— Послушай. Единственная причина, что ты находишься здесь, это — твои друзья. Если ты снова пойдешь по этой дорожке, они за тебя уже не заступятся, поверь мне. Никто не заступится.
— Но я только…
— Ты что — оглох? Я не хочу больше ничего слышать! Это понятно? Ни единого слова!
— Да, сэр, — вздохнул Нагиб. — Я понял.
II
Клэр нашла Гриффина перекладывающим бумаги из ящиков в картонные коробки, которые Майкл и Натан относили в пикап.
— Ну? — кисло спросил он. — Как там наш гость?
— Ему нужен нормальный врач.
Гриффин кивнул.
— Нам забронировали места на вечерний рейс из Каира во Франкфурт. Я велю Рамизу выпустить его, как только мы взлетим.
— А где все?
— В гостинице, укладывают вещи. Нам тоже пора туда ехать. — Он взглянул на часы: — Даю тебе пять минут на сборы.
— Все мои вещи уже в гостинице.
— Хорошо. — Он закрыл последнюю коробку и с грохотом задвинул ящик. — Тогда поехали.
Они направились к пикапу, и по дороге Клэр нервно обернулась и посмотрела на склад.
— Что еще? — спросил Гриффин, чувствуя ее беспокойство.
— Он рассказал мне кое-что. Об этих заложниках в Асьюте.
— Он выдумывает! Я же просил не разговаривать с ним.
Клэр оглянулась. Мики и Натан возились и дурачились сзади, смеясь, как дети. Она часто о них думала, какими юными они еще были. И не их вина, что здесь происходило нечто плохое. Они искренне верили, что могут доверять Петерсону, потому что он служил Богу. Она и сама так считала. И они — ее товарищи, ее друзья, что бы этот француз ни говорил.
— Да, — согласилась она, заставляя себя выкинуть Огюстэна из головы. — Вы предупреждали.
III
Погода менялась с поразительной быстротой. Только что солнце ярко светило и жгло через стекло щеку Нокса, и вот уже небо покрыто тяжелыми черными тучами, а температура скакнула вниз. Дождь исполнил несколько вступительных аккордов, стукнув тяжелыми каплями по крыше «тойоты», и громко забарабанил целыми струями. Включились фары и дворники. Движение замедлилось, и машины, сбросив скорость, уже ехали по огромным лужам, образовавшимся на дороге.
Петерсон включил поворотник и свернул с Нильского шоссе на узкую дорогу. Машина тяжело переваливалась от одной рытвины к другой, поднимая фонтаны брызг. Ливень усилился, а облака стали совсем черными, будто наступила глубокая ночь. Минут через двадцать они едва ползли, потом поехали побыстрее и наконец остановились, съехав в сторону через полоску глинистого сланца на мокрый песок. Петерсон поднял рычаг ручного тормоза, выключил фары, дворники и зажигание и отстегнул ремень безопасности. Он открыл дверцу, глубоко вдохнул и вылез из машины.