Тайна Клумбера
Шрифт:
Я придумал великолепный план, и Эллиот искренне одобрил его. Клянусь Юпитером! Если удастся осуществить этот план, мы устроим такую западню, лучше которой и не придумаешь.
Мы хотим создать видимость, будто уходим в долину навстречу транспортной колонне и собираемся закрыть вход в ущелье, из которого якобы ждем нападения. Прекрасно. Мы сделаем ночной переход и встретим транспортную колонну. Там я спрячу в фургонах двести солдат.
Наши враги увидят, что мы направляемся на юг, оставив без охраны транспортную колонну, идущую на север. Они, конечно, бросятся на нее, предполагая, что мы находимся на расстоянии
Эллиот так хорошо замаскировал свои два орудия, что их можно принять за тележку торговца. Если враги увидят орудия в транспортной колонне, они могут заподозрить неладное. Артиллеристы будут сидеть в фургоне недалеко от своих орудий и смогут открыть огонь в любую минуту.
Нашим молчаливым и преданным сипаям мы по секрету сообщили план, который не собираемся выполнять.
Если хочешь, чтобы какое-нибудь известие распространилось по всей округе, шепни его слугам, взяв у них клятву молчания.
8 час. 45 минут вечера. Выходим навстречу транспортной колонне. Да улыбнется нам счастье!
5 ОКТЯБРЯ, 7 ЧАСОВ ВЕЧЕРА
Победа! Мы с Эллиотом заслужили лавровый венок!
Я только что вернулся домой усталый, измученный, запыленный, покрытый кровью. Даже не переодевшись и не помыв рук, я сел к столу для того, чтобы запечатлеть наши подвиги, хотя бы только для себя самого. Я опишу все подробно, как в официальном докладе, который мы с Эллиотом составим, когда он вернется. Билли Доусон имел обыкновение говорить, что существует три ступени сообщения: уклонение, ложь и официальный доклад. Но мы не в состоянии преувеличить наши успехи, к ним невозможно ничего прибавить. В соответствии с нашим планом, мы выступили навстречу транспортной колонне и соединились с ней в самом начале долины. Колонну охраняли только две слабые роты 54 полка. — Они могли еще кое-как выдерживать небольшие стычки, но неожиданному нападению горцев они были бы противостоять не в силах.
Командовал колонной Чемберлен — изящный молодой человек. Мы быстро ввели его в курс дела и были готовы двинуться на рассвете, хотя фургоны были так полны, что пришлось оставить на месте несколько тонн фуража, чтобы очистить место для сипаев и артиллеристов.
Около пяти часов мы, выражаясь местным языком, «запрятались», а к шести часам были уже в пути. Охрана беспечно двигалась вразброд, транспортная колонна казалась беззащитной.
Я вскоре убедился, что тревога не была ложной и что местные племена действительно собираются напасть.
С моего наблюдательного поста под парусиновым тентом одного из фургонов я мог разглядеть головы в тюрбанах, появляющиеся между скал и разглядывающие нас. Иногда на север проносился разведчик с сообщением о нашем продвижении.
Но лишь когда мы достигли прохода Терада — мрачного ущелья, окруженного громадными отвесными скалами, африды стали появляться большими толпами. Они так искусно напали на нас из засады, что, не будь мы подготовлены, нам пришлось бы плохо.
Транспортная колонна остановилась, а горцы, заметив, что их обнаружили, подняли сильную, хотя очень беспорядочную и неточную стрельбу.
Я попросил Чемберлена выдвинуть
Красные мундиры медленно отступали, стараясь оставаться под прикрытием, а враги с пронзительными криками торжества преследовали их, перепрыгивая со скалы на скалу, размахивая карабинами и воя, как стая демонов.
Туземцы со всех сторон приближались к ним. Наконец уверенные, что теперь победа уже обеспечена, они выбежали из-за скалы и с воем ринулись в бешеную атаку. Зеленое знамя пророка развевалось над передними рядами.
Теперь настала наша очередь действовать. Из фургонов засверкали огни выстрелов, каждый залп наносил тяжелые потери толпе. Человек шестьдесят откатились назад, остальные, после минутного колебания, снова мужественно бросились на нас за своими вождями.
Но неорганизованная толпа не может противостоять меткому огню. Вожди пришли в замешательство, и туземцы бросились к ущельям.
Теперь мы перешли в наступление. Орудия были сняты с передков, заряжены картечью, и наш небольшой отряд пехоты двинулся вперед бегом, пристреливая или приканчивая штыками тех, кто не мог скрыться.
Мне никогда еще не доводилось видеть, чтобы ход боя так быстро и радикально изменился. Медленное отступление афридов превратилось в бегство, и, наконец, страшная паника охватила горцев. Скоро перед ними были только бегущие врассыпную совершенно деморализованные толпы туземцев. Они неслись к ущельям в поисках спасения.
Но я вовсе не собирался выпускать врагов из рук и дать им возможность так дешево отделаться. Наоборот, я решил преподать им такой урок, чтобы, в дальнейшем один только вид красного мундира приводил их в трепет. Безжалостно преследуя бегущего противника, мы ворвались на его плечах в ущелье Терада.
Отрядив Чемберлена и Эллиота с ротой солдат для защиты моих флангов, я с сипаями и горсточкой артиллеристов продолжал преследование врага, не давая ему возможности опомниться и собраться с силами. Но наши неудобные европейские мундиры и отсутствие навыка в ведении боя в горных условиях помешали бы нам догнать врага, если бы не одно счастливое обстоятельство. Перед нами было узкое ущелье, соединяющееся с главным горным проходом. Я заметил, что человек шестьдесят или семьдесят туземцев в панике бросились в это узкое ущелье. Конечно, я не стал бы преследовать их, а двинулся бы за главными силами бегущего противника, если бы ко мне не подбежал один из разведчиков с сообщением, что это узкое ущелье заканчивается тупиком и что беглецы не спасутся, если не пробьются сквозь наши ряды.
Мне представлялся случай навести ужас на горные племена. Представив Чемберлену и Эллиоту преследование главных сил противника, я направился со своими сипаями в, узкое ущелье и медленно двинулся в глубь его растянутой цепью. Даже шакал не мог бы пройти незамеченным мимо нас. Мятежники попали в западню.
Ущелье, в которое мы вошли, было мрачное и величественное. По обеим сторонам высились голые отвесные скалы, поднимавшиеся на тысячу футов и более и сходившиеся наверху так тесно, что между ними пробивалась лишь узкая полоска дневного света; к тому же ее заслоняли перистые края пальм и алоэ, которые свешивались с мрачных утесов.