Тайна корабельного кладбища. И я плавал по Дунаю

Вайсберг Леонид Маркович

Я вырвался и отвернулся к окну. Тут к «педагогике» подошел один из туристов. Сперва я не прислушивался к их разговору. Но, поняв, что говорят они обо мне, навострил уши.

— И как только ребятишек за границу пускают? — удивлялся «педагогика».

— Ошибка, роковая ошибка, милейший, — вторил ему турист. — Теперь пошли такие дети, что нет на них управы. Вот в наше время…

— Да, в наше время мы социализм строили, а не туризмом занимались… Думаю, вернут его с границы. Непременно вернут.

— Года два назад я в

Швецию ездил. Так один мальчонка тоже за отцом увязался. Вернули. Пограничники сказали, что это не турист, а сущая контрабанда.

— Что вы говорите!

— Жаль было парнишку. Плакал. Но ничего не поделаешь.

Вот тебе и на! Я чуть было не заорал на весь вагон с досады. Но нет! Вцепился пальцами в раму. Аж побелели. А туристы продолжали разговор, словно меня не было рядом.

— Значит, и этого вернут?

— Несомненно!

— Одобряю. Не ровен час, осрамит нас перед всей Европой.

— Это для них раз плюнуть.

— Может, предупредить родителя?

— Не мешает. Чем раньше, тем ближе будет ребенку до дому добираться.

И они ушли в наше купе. Я было сунулся за ними, но меня попросили закрыть двери с противоположной стороны. Не меньше часа продержали в коридоре. Хорошо еще, что у меня тренированная воля, а то бы, наверное, лопнул.

Залетел я после них в купе. Папа спокойно читает книжку. Остальные спят.

— Чего они тебе говорили?

— Разное. — Снова уткнулся в книгу.

— Обо мне говорили?

— О тебе? Не припоминаю что-то. А в чем дело?

— Говорят, что задержат меня на границе.

— Все может быть, — равнодушно ответил он, отворачиваясь с книгой к стенке.

— Как это?

— Тихо. Разбудишь соседей.

— Нет, ты скажи!

— Утром пограничники тебе сами скажут. Ложись. Спи.

Лечь-то я лег, а заснуть не смог. Всю ночь обдумывал, что скажу пограничникам, если они захотят вернуть меня домой. А с «педагогикой» постараюсь больше не ссориться. Чего доброго, сообщит в министерство иностранных дел.

…К станции Чоп поезд подошел часа в четыре утра. Ну и волновался же я, выходя из вагона! Даже не заметил сперва, что пути здесь совершенно необычные. Не по два, а по четыре рельса в каждом. На перроне сразу увидел пограничника. Лейтенанта. Молодой, красивый, в ладно пригнанной форме, он разговаривал с железнодорожником. Мне как-то стало спокойнее. Такой вряд ли будет придираться.

Вошли в вокзал. Ничего особенного. Пожалуй, даже хуже, чем в нашем городе. Только таблички на дверях необыкновенные: «Таможенный зал». «Пункт обмена денег». «Отделение «Интуриста». Еще — иностранцев много. Вокруг на разных языках разговаривают.

Староста стал собирать паспорта. Тут я понял, что меня и в самом деле могут не пустить за границу. Ведь я человек без паспорта! Нужно разыскать пограничников, объяснить им все заранее.

Лейтенанта на перроне уже не оказалось. Состава, в котором мы приехали, —

тоже. Лучи восходящего солнца зайчиками искрились на отполированных верхушках рельсов, золотили решетчатые мачты семафоров, пронизывали белые клубы паровозных дымков, уносясь на запад, где совсем рядом проходила граница. Неужто поезд уйдет туда без меня? Было так же неприятно, как бывает перед невыученным уроком. «Спросят или не спросят?» — «Пустят или не пустят?»

— О чем мечтаешь, юноша? — окликнул меня пограничник с погонами старшины. — О, да ты, кажется, грустишь. Нехорошо. Нехорошо. Станция Чоп не любит грустных людей.

— Я… я… веселый. Честное слово, веселый.

— Вот это по-нашему. Выше голову! Так. Куда путь держишь?

— На Дунай.

— Ну?

— С папой.

— Значит, турист?

— Ага.

— Часа через два отправишься. Вон по тому пути, что уходит влево. В Венгрию. А вправо будет уже в Чехословакию. Понял?

— Не очень, — признался я.

— Три страны сразу здесь сходятся. Вот как. Название короткое — Чоп, а станция важности первостепенной.

— А далеко отсюда граница?

— Рукой подать.

— Дядя, а вы много шпионов поймали?

— Это уж есть военная тайна, юноша.

А сам улыбается. Улыбка у него добрая, совсем как у нашего школьного сторожа Александра Прокофьевича. Ну, я и попросил старшину свести меня с пограничным начальством, рассказал о своих опасениях.

Он сразу согласился похлопотать за меня:

— Стой здесь, никуда не уходи. Сейчас справлюсь.

Старшина ушел, а я оттянул пальцами уголки глаз, говорят, что так дальше видно, и принялся разглядывать границу. То на Венгрию посмотрю, то на Чехословакию. Чем дольше смотрел, тем, казалось мне, больше видел. Даже пограничные столбы рассмотрел. И рядом с ними часовых с ружьями. Только потом оказалось, что с перрона даже в бинокль не увидишь такого. Это мне пограничники сказали.

Главный пограничный начальник был в чине капитана. Внимательно выслушав меня, он приказал принести мои документы. В это время в кабинет вошло несколько офицеров. Капитан познакомил их со мной. Каждый пожал мне руку. Правда, здорово? Потом капитан поставил в моей пионерской книжке печать. Четырехугольную. На ней было написано: «СССР. Выезд. 7 августа 1961 года. Чоп. КПП». И еще серп и молот.

— Счастливого пути, Павлик! — пожелал мне капитан. И все офицеры тоже.

Я так обрадовался, что без остановки говорил «спасибо». Как будто все другие слова позабыл.

Старшина ожидал меня у кабинета. Сказал, что зря я беспокоился, что все равно получил бы разрешение, так как документы у меня в полном порядке. Мы бы еще долго разговаривали, но помешало радио.

— Пропал мальчик тринадцати лет. Фамилия Ливанов. Зовут Павлик, — объявил диктор.

— Ты?

— Я.

— Бегом к отцу! — скомандовал старшина.