Тайна куртизанки
Шрифт:
— Фуше не злобствует. Он старомоден и не любит агентов женского пола, считая, что они годятся только для работы в борделе. — Дойл подтянул подпругу. — Есть мужчины, которые не прочь переспать со слепой девушкой.
— Черт!…
— Мы все знаем опасность нашего участия, — бесстрастно сказал Дойл, вытирая руки. — Но для женщин это еще хуже.
Да, для женщин это могло быть намного хуже. Грей не любил посылать на задания своих агентов женского пола.
Ворота были раскрыты. Ленты перистых облаков и серая дымка на западном горизонте предсказывали погоду на завтра
— Я уверен, что из Марселя она направлялась в Англию, — сказал Грей. — Единственное место, где Леблан ее не достанет.
— Имеет смысл. Леблан с одной стороны, Фуше — с другой. Убежища во Франции нет. Она направлялась за помощью к Сулье.
— А вместо этого попала к нам. Она наша. — И подумал — она его.
Дойл улыбнулся:
— Мы сами добыли маленького французского агента. Держу пари, она просто набита секретами. Теперь она будет иметь дело с нами. Выбора у нее вообще нет.
— Скоро она это поймет, — ответил Грей. Он заберет ее в свою штаб-квартиру на Микс-стрит. Там она в безопасности, там у него будет время покопаться в ее сложной памяти. Она скажет ему все, что он хочет узнать. — Она уже привыкает к этой мысли.
— Правда? Значит, я не должен беспокоиться, что она удавит меня куском веревки, который сумеет подобрать?
— Если ты не повернешься к ней спиной.
— Я буду осторожен, — хмуро сказал Дойл.
Грей опять взглянул на террасу. Эйдриан сидел за деревенским столом, опираясь на локти, как будто всю ночь пьянствовал. Анник сидела, опустив глаза, как будто о чем-то думала. Хотя она вытягивала пальцы, когда собиралась взять какую-нибудь вещь, но это было медленное, изящное движение, без неуверенности или неловкости. Эйдриан не выглядел раненым. Анник не выглядела слепой.
— Высший класс, не так ли? — Дойл вроде бы и не смотрел в их сторону, а все замечал. — Профессионалы. Настоящее удовольствие наблюдать за их работой. Очень хочется, чтобы мы ее завербовали, я б мог использовать эту девочку, если даже она слепа, как летучая мышь.
— Расскажи мне про Анник Вильерс. По каким-то причинам ее досье нет в Лондоне, — сказал Грей.
— Странно. Может, французы не используют ее против нас. Что ты хочешь знать? Для начала — она дочь Пьера Лалюмьера.
— Который написал «Десять вопросов»?
— А так же «Настоящее правосудие и закон», «Опыты равенства» и прочее. — Дойл предоставил ему возможность обдумать услышанное.
Когда-то Грей прочел все написанное этим человеком. В Харроу они допоздна сидели в комнате отдыха, яростно споря о его книгах. Он вышел из университета почти революционером.
— Ее мать пользовалась двумя именами — Люсиль Вильерс и Люсиль Ван Клеф. Они с Лалюмьером появились неизвестно откуда лет двадцать назад, работая на радикалов. Старые радикалы благоразумно умалчивали о своем происхождении, ведь королевское правосудие не щадило всю семью. — Дойл начать ощупывать внутреннюю сторону каждого ремня, касавшегося лошади. — Потом Лалюмьера повесили в Лионе, а Люсиль закончила работой на французскую тайную полицию. Самая красивая
— Ну а ее дочь Анник?
— Она всю свою жизнь в игре. Фактически воспитана тайной полицией. Начала с восьми лет, выполняя поручения для Сулье, когда тот был шефом подразделения в Южной Европе. Два года спустя ее отправили действующим наблюдателем, именно тогда ее одели мальчиком. Она была в группе Вобана, одной из его пяти или шести специальных агентов. Настолько Анник хороша. Я несколько раз сталкивался с ней в Вене. Да, красивая девушка, но это не все, она вдвое интереснее любой женщины. Ты бы заметил ее в любом случае. Ты видишь это сейчас.
Тем временем Эйдриан добавил ей в кофе горячего молока, протянул булочку, ненавязчиво делая то, что слепой женщине было бы трудно сделать, не выдав себя.
— Очень мило, да?
— Хокер умеет допрашивать. — Грей скрыл досаду. — Он нравится женщинам, и мы должны это использовать.
— Ты прав. Она молода, испугана, хотя профессионал, ей нужно с кем-нибудь поговорить. Но твою женщину Хокер не тронет, он просто злит тебя.
— Я посажу Анник рядом с тобой на козлы. У нее хватит ума не прыгать оттуда. Еще можешь обнять ее… мышцы ее спины напрягаются перед броском. Это послужит тебе предупреждением.
— Хорошо.
— Постарайся ее разговорить. Будь милым.
— Я люблю быть милым. Интересно, о чем они беседуют? — с невинным выражением спросил Дойл.
— Мы сидим уже больше двух часов, и столько же лежит булочка на твоей тарелке, — говорил Эйдриан. — Первую лошадь уже запрягли. Кажется, грузят наверх последние сумки. У нас есть пять-шесть минут.
— Тогда я поем быстро.
Ее опущенные глаза были устремлены на руки. Первый из выученных ею приемов, чтобы пустой взгляд не блуждал, давая всем понять, что она слепая. Руки она держала рядом с тарелкой. Утром она уже обожглась, наткнувшись на кофейник, и не хотела допустить новую оплошность.
Булочка действительно лежала на тарелке больше двух часов. Она тщательно разломила ее на три части и медленно жевала. После трудного путешествия из Марселя желудок еще не привык к достаточному количеству еды.
— Ты поступаешь разумно, — одобрил Эйдриан. — Ты ведь голодала до этого.
— Как и ты, полагаю.
— Я голодал почти все время, пока не подрос, чтобы зарабатывать себе на жизнь воровством. — Эйдриан усмехнулся. — Может, я стал бы огромным, как Грей, если б питался регулярно.
— Почти наверняка. Откинься на спинку, Эйдриан. Если ты вздумаешь потерять сознание, то не опрокинешь мою чашку с кофе мне на колени.
Анник услышала, что он последовал ее совету.
— Букет женского сочувствия. Ты бы полюбила меня, если б я имел мускулатуру Грея и возвышался над всеми этими французами? Но с его ростом я был бы плохим агентом. Слишком заметным.
— Не вижу необходимости сочувствовать английскому шпиону. И я не тратила бы свою любовь на человека вроде тебя. Лучше съешь что-нибудь, раз твой друг собирается вытаскивать из тебя пули.