Тайна куртизанки
Шрифт:
– Тут есть бренди. – Анри поискал взглядом официантку.
– Все это свиные помои. Ром, джин, пиво, бренди – лошадиная моча в этой вонючей стране. Возьмешь шестерых и поедешь вдоль побережья на восток. Других пошлешь на запад. Она сидит у огня в какой-нибудь рыбацкой хижине, думая, что перехитрила меня.
– Зачем ей прятаться в какой-то маленькой деревне, где все лорды, шпионы и болтуны? Она пойдет в Лондон. К Сулье. Когда он узнает, что мы в Англии…
– Хватит! – Леблан грохнул о стол пустым стаканом.
Один рыбак, потом и другие метнули взгляд в
Анри не умолкал:
– Я только говорю, что мы должны следить за дорогой в Лондон…
– Я не дурак, Бреваль. Я лично буду следить за почтовой гостиницей и увижу, если она сядет в дилижанс. А ты обыскивай побережье. О бумагах не беспокойся.
Планы Альбиона потеряны. И деньги, которые должны были принадлежать ему, навсегда потеряны. Сама его жизнь под угрозой. Анник заплатит за все свои многочисленные грехи.
В любую минуту она может узнать о смерти Вобана, она не должна попасть к Сулье.
– Убейте ее, как только появится. Без всяких церемоний.
– Сулье любит ее. Он будет в ярости.
– Если она труп, любовь Сулье уже не имеет значения.
Глава 20
При свете тонкого месяца Грей чистил Хардинга. Он тщательно вел щеткой от гривы к холке, крестцу и хвосту. Анник подумала, что жеребцу это нравится, он выглядел самодовольным.
– Вы неравнодушны к этой лошади. За целый день она ничего особенного не сделала, прошла немного по дороге.
– Я люблю заботиться о животных.
По мнению Анник, жизнь среди рыбы и контрабандного бренди не оставляла времени на заботу о домашнем скоте.
– Хардинг что, из вашей конюшни? Таких разводит ваш брат, обожающий лошадей?
– Спенс? Нет, Хардинг не из тех. Я позаимствовал его в Дувре, хотя Спенсу он бы понравился. Если б я привел лошадь домой, он бы попытался выиграть ее у меня в карты. И вероятно, смошенничал бы, раз дело семейное.
– Наверное, хорошо иметь братьев и сестер. Я часто так думала.
Четыре дня Грей рассказывал ей свою историю, как будто всю жизнь дожидался возможности рассказать ее неряшливой французской шпионке, идущей по пыльным дорогам Кента. Теперь она знала о доме в Сомерсете, где он вырос, где живут его родители, старший брат Спенс и младшая сестра.
Анник представляла себе огромный фермерский дом с лошадьми в конюшне, с цыплятами, которыми гордилась его мать, каждый имел свое имя и родословную, восходящую к Константинополю, и все не похожи на других. Теперь она знала, что у Роберта есть собственный дом, Тайдингз, которым управляет тетушка. Второй брат его служит в армии, и есть еще три замужние сестры, которые моложе его и живут отдельно.
Она
Привал они устроили в стороне от дороги. Анник переворачивала угли заостренной веткой. Она разводила такие искусные, невидимые костры уже тысячу раз. Мало дыма, и никаких искр в темноте: ничто не выдаст место их ночлега.
Роберт закончил баловать Хардинга и сел рядом с ней.
– Красивая мелодия. Что это?
– Что? О, я даже не сознавала, что напеваю. Это детская песенка. Дайте вспомнить… По-английски будет примерно так: «Пусть сточные канавы наполнятся кровью аристократов. Дайте нам вымыть руки в их кишках. Пусть тот, кто противится мнению народа, умрет, словно крыса». Ну и так далее.
– Боже мой!..
– Вот именно. Хотя мелодия красивая. Жаль, что голос у меня, как у вороны. Мы, дети, пели ее, прыгая через веревочку. Мне было шесть лет, когда мы взяли Бастилию, мы все без исключения были кровожадными. Как странно, что все мальчики, с кем я играла, теперь в армии или мертвы.
– Интересное время.
– Париж в те дни был центром вращения истории. Мечты были реальны, как уличные камни. Тысяча возможностей. То, чего вы, англичане, не понимаете. Мы, французы, не остановимся, пока весь мир не будет завоеван для революции. Наполеон оседлал эти мечты и направляет их к собственным целям.
– Думаете, мир не сохранится?
Анник знала, что нет. В планах Альбиона указана дата вторжения. Она знала каждую дорогу, по которой будут маршировать отряды Великой армии. Треть из них будет убивать и заниматься мародерством на этой дороге. Огонь костра уютно потрескивал, а она уже видела горящие дома.
– Страсть Наполеона – завоевывать, а не править. Мира не будет. Пока мы сидим здесь, он снова готовится к войне.
– Может, он выберет для вторжения какую-нибудь другую страну, где и воды кругом не так много, и флот поменьше.
– И климат получше. – Сегодня, как и вчера, их поливав дождь. Ей не нравилось постоянно быть мокрой.
– Один из римских писателей что-то говорил насчет дождей в Англии. Искажена дождем… что-то вроде этого.
Ее удивило, что Роберт Фордем, контрабандист и сын мелкого землевладельца из Сомерсета, так образован. Но возможно, он много читал, находясь в море.
– Это Тацит. Он сказал, что небо в этой стране искажено облаками и частым дождем, но сильных холодов не бывает. Думаю, положение не слишком изменилось за последнюю тысячу лет. Дожди здесь остались.
До того как чистить лошадь, Грей снял черный свитер, расстегнул на груди рубашку и закатал рукава. Он был загорелым, как все люди, работающие в море, с грубой от ветра и соленой воды кожей, В желтом свете костра он выглядел темной массивной скалой, непреклонным и очень красивым.
Раньше она могла бы восхищаться им, тогда ей еще присуща была своего рода наивность. Время, проведенное с Греем, сделало ее умнее и намного безрассуднее. Она не заставила себя отвернуться и смотреть на что-нибудь другое, менее волнующее. Она становилась слабовольной.