Тайна леди Одли
Шрифт:
6
ДЕД И ВНУК
Когда они вернулись в Лэндсдаун-Коттеджиз, старика еще не было, и друзья, не желая тратить время на бесплодные ожидания, отправились к морю.
Старика они нашли быстро. Сидя на куче гальки, он читал газету и грыз лесные орехи. Чуть в стороне от него маленький мальчик рылся в песке деревянной лопаткой.
Траурный креп на поношенной шляпе старика…
Черный костюмчик ребенка…
Глядя на печальные знаки, Джордж Толбойз лишний раз убедился в том, что
— Мистер Молдон, — обратился он, направляясь к тестю.
Старик взглянул на него, отложил газету и, поднявшись с гальки, отвесил зятю церемонный поклон.
Его выцветшие светлые волосы подернула седина. Узкий крючковатый нос, слезящиеся голубые глаза, очертания рта, выдающие нерешительность, поношенное платье с претензией на аристократизм и щегольство, пенсне, свисающее на жилет, застегнутый на все пуговицы. В руке без перчатки он держал трость.
— Боже мой! — воскликнул Джордж. — Вы что, видите меня в первый раз?
Мистер Молдон вздрогнул и покраснел. Бросив на Джорджа испуганный взгляд, он узнал наконец своего зятя.
— Дорогой мой мальчик, — сказал он, — представь себе, не узнал. В первый момент не узнал: борода меняет внешность. Борода сильно изменяет внешность, вы не находите, сэр? — спросил он, обращаясь к Роберту Одли.
— Господи! — возмутился Джордж. — Это так-то меня встречают! Я овдовел — овдовел всего лишь за несколько дней до возвращения на родину, а мне морочат голову, болтая о моей бороде. И кто? Отец моей покойной жены!
— Твоя правда, твоя правда, — поспешно забормотал старик. — Досадная ошибка, досадная ошибка, мой дорогой Джордж. Ну что бы тебе успеть на неделю раньше!
— Если бы я успел, — воскликнул Джордж с болью и страстью, — я бы не дал ей умереть, я бы отнял ее у самой смерти. Отнял бы! Отнял! Господи! И почему «Аргус» не провалился в тартарары со всеми, кто был на его борту, прежде чем я дожил до этого дня!
В отчаянии он заходил взад-вперед по берегу, меж тем как его тесть, беспомощно глядя на него, протирал свои близорукие глаза носовым платком.
«Сдается мне, старик плохо заботился о своей дочери, — подумал Роберт Одли, наблюдая за отставным лейтенантом. — Похоже, по этой или по какой-то другой причине, но он побаивается Джорджа».
Безутешный Джордж Толбойз, не находя себе места от горя и боли, по-прежнему метался по берегу, меж тем как мальчуган, подбежав к деду, начал теребить его за полу пиджака.
— Пойдем домой, дедушка, ну пойдем же! Я устал.
Джордж Толбойз обернулся на детский голос и взглянул на мальчика пристальным и печальным взором.
У мальчика были карие глаза и темные волосы — такие же, как у него, Джорджа.
— Дорогой мой! Дорогой! Душенька моя! — воскликнул Джордж, беря мальчика на руки. — Я твой папочка, я пришел
Мальчик решительно оттолкнул Джорджа от себя.
— Не знаю я никакого папочки, — сказал он. — Я люблю дедушку и миссис Монкс, что живет в Саутгемптоне.
— Джорджи — парнишка с норовом, — заметил старик. — Его порядком разбаловали.
Они медленно направились в гостиницу, и Джордж Толбойз еще раз поведал историю своих мытарств. Он сообщил также, что за день до этого поместил в банк двадцать тысяч фунтов. Расспрашивать о прошлом он не стал — на это у него не было сил душевных. А тесть, мистер Молдон, сказал лишь, что через несколько месяцев после его, Джорджа, отъезда, они переехали в Саутгемптон, где у Элен появились несколько учениц, которых она обучала игре на фортепьяно, и где им жилось вполне сносно до тех пор, пока Элен не заболела и не умерла. Словом, подобно всем печальным историям, эта была совсем короткой.
— Мальчик, похоже, привязан к вам, мистер Молдон, — немного помолчав, сказал Джордж.
— О да, конечно, — ответил старик, погладив ребенка по курчавой головке. — Джорджи очень любит своего дедушку.
— Тогда ему лучше оставаться с вами. Мой доход по процентам составит примерно шестьсот фунтов годовых. На образование Джорджи вы можете тратить сто фунтов в год, а остальное пусть полежит в банке до его совершеннолетия. Его опекуном будет мой друг, присутствующий здесь, — если, конечно, он согласится принять на себя эту обязанность, — а пока пусть мальчик побудет на вашем попечении.
— Почему бы тебе самому не позаботиться о нем, Джордж? — спросил Роберт Одли.
— Потому что я отплываю на первом же корабле, что следует из Ливерпуля в Австралию. На золотых приисках или где-нибудь в лесной глуши я буду чувствовать себя лучше, чем здесь. С этого дня и часа я уже не гожусь для цивилизованной жизни, Боб.
При этих словах в слабых глазах старика блеснули искорки.
— Бедный мой мальчик, — сказал он, — думаю, ты прав. Ей-богу, прав. Смена обстановки, жизнь на дикой природе и… и…
На этом его красноречие иссякло, потому что его порядком смутил пристальный взор Роберта Одли, устремленный на него.
— А не слишком ли вы торопитесь избавиться от своего зятя, мистер Молдон? — сурово спросил он.
— Я? Избавиться? От зятя? Да боже мой, сэр! Пусть, ради собственного блага, поступает, как ему заблагорассудится.
— Полагаю, ему, ради его же блага, следовало бы остаться в Англии и заняться воспитанием собственного сына, — сказал Роберт Одли.
— Не могу! Говорю тебе, не могу! — воскликнул Джордж. — Каждый дюйм этой проклятой земли мне ненавистен. Я хочу бежать отсюда, как бежал бы с кладбища. Завтра рано утром я улажу все денежные дела и уеду в Ливерпуль, не медля ни минуты. Пусть полмира отделяет меня от ее могилы!