Тайна леди Одли
Шрифт:
При всем том он не вел ни одного дела, не пытался вести ни одно дело и не испытал угрызений совести из-за того, что за все пять лет, пока на одной из дверей на Фигтри-Корт красовалась табличка с его именем, у него так и не возникло желания это сделать.
Он был красивым, ленивым и беззаботным молодым человеком двадцати семи лет, единственным сыном младшего брата сэра Майкла Одли. Отец завещал ему 400 фунтов годовой ренты, а друзья не однажды советовали увеличить доходы, добившись права адвокатской практики. Он, поразмыслив, решил, что, противясь их желаниям, он доставит себе больше хлопот, чем бесконечные семестры юридического факультета и открытие конторы в Темпле, и потому выбрал второе
Когда на улице стояла невыносимая жара, он принимался курить немецкие трубки и читать французские романы, а когда это не помогало, расстегивал ворот рубахи и отправлялся полежать где-нибудь в тени Темпл-Парка, заявляя степенным судьям, что совершенно доконал себя работой.
Хитрые старые судьи, конечно, посмеивались над ним, но все они сходились на том, что Роберт Одли — хороший парень, великодушный парень и при этом довольно чудной парень, но при всей его вялости, нерешительности и лени Роберт Одли — ума палата и кладезь добродушного юмора. Такой, решили они, карьеры не сделает, зато и мухи не обидит.
Первая встречная шавка, чувствуя в нем родственную душу, почитала долгом возложить на Роберта Одли ответственность за свою дальнейшую судьбу, и наш герой, подтверждая ходившую о нем славу, превратил свою адвокатскую контору в образцовую псарню, регулярно приводя туда бездомных собак.
Охотничий сезон Роберт всегда проводил в Одли-Корт, но славы библейского богатыря и охотника Нимрода он не стяжал, ибо предпочитал неспешно въезжать в лесную чащу на кроткой кобыле, широкой в кости и без фантазий в голове, держась на внушительном расстоянии от завзятых наездников. Лошадь его прекрасно понимала: ей тоже менее всего хотелось присутствовать при умерщвлении затравленной лисицы.
Дядюшка души не чаял в молодом человеке, зато его кузина — легкомысленная, хорошенькая, мордашкой вылитый цыганенок, а характером чистый сорванец, — кузина его, мисс Алисия Одли, терпеть его не могла. Окружающие считали, что склонности, пристрастия и предпочтения молодой леди, единственной наследницы огромного состояния, достойны всяческого поощрения, но Роберт Одли был не из их числа. Алисия премиленькая девушка, говаривал он, прелестная девушка, серьезная девушка — одним словом, редкая девушка, одна на тысячу. Так говорил Роберт Одли, и выше этого его воодушевление не воспаряло. В его праздном уме даже не забрезжила мысль о том, чтобы добиться расположения девушки и обратить это обстоятельство в свою пользу. Сомневаюсь, имел ли он точное представление о состоянии дядюшки, но не сомневаюсь, что ни разу Роберт Одли не попытался устроить так, чтобы часть этого состояния перекочевала в его карман. Вот почему, когда в одно прекрасное весеннее утро, месяца за три до описываемых событий, почтальон принес ему свадебное приглашение от сэра Майкла и леди Одли, а также негодующее письмо от кузины, сообщавшей, что ее отец женится на молоденькой, не старше самой Алисии вертихвостке, не замечательной ничем, кроме соломенных кудряшек да беспрерывного хихиканья (ибо, к прискорбию своему, должна сообщить, что предубеждение мисс Одли побудило ее именно таким образом описать чудесный музыкальный смех, который так восхищал в недавней мисс Люси Грэхем), — когда, повторяю, вся эта корреспонденция попала к Роберту Одли, он не выказал ни досады, ни удивления. Сердитое письмо Алисии, испещренное многочисленными помарками, он прочел хладнокровно, не вынимая изо рта немецкую трубку, и, закончив чтение, бросил письмо и приглашение в корзину для ненужных бумаг, а затем отложил трубку в сторону и не без некоторого усилия заставил себя поразмыслить о том, что только что узнал.
— Я всегда говорил, что старик рано или поздно женится, — пробормотал
В полдень на следующий день после событий, описанных в предыдущей главе, Роберт Одли, покинув Темпль, отправился в Сити: он в недобрый час поручился за своего нуждающегося друга и сейчас, чтобы уплатить по векселям, должен был продать половину своей годовой ренты.
Закончив дела в Сити, Одли двинулся в обратный путь, но по дороге его чуть не сбил с ног некий молодой человек приблизительно его возраста, пожелавший обогнать Роберта и первым войти в узкий переулок.
— Пожалуйста, будьте повнимательней, друг мой! — с мягким укором промолвил наш герой. — Могли бы, в конце концов, предупредить, что торопитесь, и не наступать мне на пятки.
Незнакомец резко остановился, устремив на Роберта тяжелый взгляд.
— Ба! — с изумлением воскликнул он, и лицо его просветлело. — Подумать только, я прибыл в Англию лишь вчера вечером, и на следующее же утро встречаю именно тебя. Какая удача!
— Похоже, я вас где-то встречал, мой бородатый ДРУГ, — заметил Роберт Одли, внимательно вглядываясь в собеседника, — но пусть меня повесят, если я помню, когда это было и где.
— Что? — воскликнул незнакомец. — Ты хочешь сказать, что забыл Джорджа Толбойза?
— Нет, конечно же, нет! — в тон ему ответил Роберт Одли и, обняв старого друга за плечи, увлек его в ближайшую тень. — Ну, выкладывай, что ты и как ты.
И Джордж Толбойз рассказал — все то же самое, что рассказывал десять дней назад гувернантке на борту «Аргуса», а затем, не переводя дыхания, показал пачку ассигнаций и сообщил, что собирается передать их — это здесь неподалеку — своим давнишним банкирам.
— Хочешь верь, хочешь нет, — сказал Роберт Одли, — но я только что от них. — Пойдем вместе, я улажу дело в пять минут.
Дело они уладили за четверть часа, а потом Роберт Одли предложил отправиться в «Корону и скипетр», или в «Замок», или в «Ричмонд», чтобы пообедать и вспомнить добрые старые времена, когда они вместе учились в Итоне.
— Нет, — решительно мотнув головой, сказал Джордж Толбойз, — прежде, чем мы куда-нибудь пойдем, прежде, чем я побреюсь, и прежде, чем мы перекусим, я должен зайти в кофейню на Бридж-стрит, что в Вестминстере: там меня ждет письмо от жены.
— Тогда я пойду с тобой, — сказал Роберт. — Так ты женат? Господи, какая глупая шутка!
И они отправились на Бридж-стрит.
— Я построю виллу на берегу Темзы, Боб, — с жаром воскликнул Джордж. — Построю для женушки и для себя. А еще, дружище, у меня будет яхта, и ты сможешь нежиться на палубе и курить трубку, а моя женушка будет играть на гитаре и что-нибудь напевать. Она у меня ужасно похожа на… Забыл, как их зовут, но это те, которые смутили беднягу Одиссея и чуть было не совратили его с пути истинного. (Бедняга Джордж был явно не в ладах с мифологией.)
Официанты из вестминстерской кофейни с удивлением уставились на бородатого посетителя — глаза ввалившиеся, платье колониального покроя, возбужденного, бурного, шумливого.
— Я частенько захаживал в ваше заведение, — сказал Джордж Толбойз, — захаживал в прежние времена, когда служил в драгунах. Пожалуйста, бутылку содовой, а также письмо на мое имя.
Официант принес молодым людям заказанную бутылку.
— А письма для вас нет, сэр, — сказал он.
Джордж побледнел.
— То есть как это нет? Может, вы не расслышали мою фамилию? Называю по буквам: т, о, л, б, о, й, з. Сходите и поищите. Письмо непременно должно быть.