Тайна леса Рамбуйе
Шрифт:
— Может быть, ты оставил его в машине? — спросила Патриция.
— Нет. Я ничего не оставлял в машине, — спокойно ответил Клод. — Портмоне украл пожиратель бритв.
— Что ты говоришь! Это когда он едва было не упал на нас, да?
— Именно.
— У меня есть деньги, чтобы расплатиться. Но скажи, там была большая сумма?
— Ерунда. Франков сто. Дело не в этом. Пропали все документы. Мое удостоверение личности, водительские права, паспорт на машину… К тому же машина не моя, а моего дядюшки. Он разрешает пользоваться, когда его нет в Париже.
— А ты знаешь, Клод, бывает, что документы присылают
— Бывает, конечно, и так. Но, как правило, лишь в тех случаях, когда украдены большие деньги, а вор настолько благороден, что не поленится вернуть ненужные ему бумаги да еще с каким-нибудь веселым пожеланием…
Кража не то чтобы расстроила Клода, но вызвала досаду. Будучи человеком трезвого, практического склада, деятельным и энергичным, он не впал в уныние, а быстро прикинул в уме, как с меньшими хлопотами поскорее восстановить документы.
Клод и Патриция вышли по крутой, спускающейся вниз улице Муффетар к метро «Гобелены», где оставили дядину «рено-16».
— Если у тебя есть время, Клод, отвези меня к родителям в деревню, — попросила девушка. — Это недалеко, минут двадцать езды через лес Рамбуйе. Я давно их не видела, останусь до завтра, а утром автобусом вернусь в Париж.
Клод подумал, что в воскресенье дел у него нет, что за городом хорошо сейчас дышится — весна, и согласился.
Они выехали на шоссе, миновали гулкий, пропахший отработанным бензином тоннель и окунулись в пряный загородный воздух майского леса. И Клод уже забыл неприятную историю с украденным кошельком и пребывал в обычном своем состоянии безмятежной уверенности в себе. С этим настроением он просыпался и засыпал, оно было ожиданием удачи, успеха, к которому он сознательно шел всю свою недолгую жизнь. Предвкушение блестящего будущего волновало, и Клоду нравилось в него погружаться, слегка фантазировать, любоваться собой, мечтать и тихо ликовать.
…Клод Сен-Бри считался лучшим студентом на факультете. Природа одарила его феноменальной памятью и острым умом, способным быстро и оригинально реагировать в сложных ситуациях, что особенно ценно для адвоката. В студенческих дискуссиях, когда, как шахматные партии, разыгрывались судебные казусы и головоломные процессы, он всегда выходил победителем, и ему пророчили славу.
Клод был крепкого сложения, высокого роста, с тонкими чертами лица, чуть горбатым носом, темными глазами, какие бывают у южан Франции. Каштановые волосы он носил рассыпанными по плечам. Весь облик, манера держаться, внимательный и в то же время отстраняющий от себя взгляд показывали в нем личность значительную, отличную от других и сознающую это. И разговаривал он с людьми как-то особенно — хотя и любезно, но с неуловимой снисходительностью. Как, бывает, старшие говорят с младшими, стараясь не показать свое превосходство, но все равно оно чувствуется.
Происходил Клод из семьи учителя литературы. Отец, выйдя на пенсию, по совету врачей поселился в Арденнах, и Клод стал терять связь с семьей из-за отдаленности от нее и занятости на факультете. Он все больше дружил и откровенничал со своим дядей по материнской линии — с Жан-Полем Мораном, в прошлом известным юристом. Жан-Полю было за семьдесят, лет восемь назад он оставил свои дела и жил в уединении в департаменте Лот и Гаррона, где купил полуразрушенный замок с десятью гектарами окружающего
— Осторожно, Клод, не спеши. Здесь мы сворачиваем направо и будем ехать сквозь лес по проселочной дороге.
Патриция обняла его за плечи.
— Ты не заблудишься, когда поедешь, обратно? Здесь столько поворотов, в этом лесу Рамбуйе.
— Я уже запоминаю ориентиры. А если и заблужусь, то не насовсем.
— Мы почти приехали, Клод. За этим поворотом мостик, а дальше сразу же будет наш дом.
Миновав мост, Клод остановил машину возле аккуратного домика, крытого бордовой черепицей.
— Зайдешь на чашку кофе?
Клод отказался. Поцеловав Патрицию, развернулся и поехал назад.
Снова миновал мост через ручей, снова крутой поворот, на котором протяжно пропели колеса, и машина нырнула в разукрашенный флажками майской зелени лес. Дорога здесь была неширокой, петляющей, и Клод сбавил скорость.
Красное солнце сквозными лучами просвечивало между ветвями и стволами. И Клода вдруг охватила волна неизъяснимого восторга, бурной беспричинной радости жизни — хотелось громко петь, смеяться от ощущения счастья.
В этот момент он увидел лежащего на обочине дороги человека в полосатом костюме.
Мужчина лежал ничком в неудобной позе, подтянув колени к животу и выбросив руки вперед.
Клод затормозил, подъехал вплотную и погудел. Человек не пошевельнулся. Выйдя из машины, Клод наклонился над распростертым на земле телом.
— Послушайте! — он тронул лежащего за плечо.
Тело оказалось податливым, обмякшим. Клод отпрянул.
— Так он же мертв!
Обошел труп, стараясь заглянуть в лицо. Увидел лишь часть лба, прикрытую челкой светло-серых редких волос.
Раздумывая, что предпринять, прислонился к дереву. И тут из близкой боковой просеки выкатилась черно-белая полицейская машина. Она подъехала бесшумно, словно мотор был выключен. С обеих сторон распахнулись дверцы, и двое полицейских не спеша направились к Клоду.
— Месье! — старший приложил руку в белой перчатке к козырьку черного кепи. — Прошу ваши документы.
Клод усмехнулся, даже не вспомнив, что у него их нет.
— При чем тут мои документы, капитан? Займись-ка лучше этим пострадавшим…
Капитан уже не салютовал вежливым прикосновением к своей фуражке. Он сделал знак бровями, и второй полицейский решительно встал рядом с Клодом.
— Месье, я вынужден вас задержать.
— Но с какой стати?
Капитан внимательно и как-то по частям рассматривал Клода: лицо, одежду, мерил глазами рост.
— А с такой стати, месье, что вы совершили наезд на этого человека, сбили его и, видимо, убили…
Клод быстро схватил обстановку: пустынная дорога, труп кем-то сбитого пешехода, он со своей машиной возле трупа. И ни одного свидетеля рядом… В глазах полиции все подозрения, в общем-то, логично падают на него.