Тайна Лысой горы
Шрифт:
—О Кулаке — о ком еще... Ведь что получается... Батя его ремешком потчует, а эхо нам достается. Злой он, Кулак, становится и зло свое на нас всех вымещает. Это он за ремень отцовский нам мстит. И всем вокруг плохо.
—А что делать?
Сервер вздохнул:
—Надо бы поговорить с Васькиным отцом, не дело это — лупцевать парня, а через него - еще и полпоселка. Мой дед говорил, что злоба — она как семечко от арбуза: одно посеешь — глядь, а уже целая бахча вырастает.
—А давай поручим бороться с этим эхом Фархаду! Он у нас президент — пусть всем
Но подумав, я возразил сам себе:
—Один он не справится, тут надо всем вместе.
Будем бороться с эхом.
Вот мы и семиклассники! Сданы экзамены, и лето принимает нас в свои жаркие и желанные объятия. Обошлось без потерь. Даже Аркадия Дворянского и Ваську Кулакова мы не оставили за бортом нашего быстроходного крейсера. Акула была посрамлена... Правда, Арик не без труда выудил по русскому языку дохлую троечку, а Кулак солидно поволновался, пока не узнал, что работу по математике выполнил на три с плюсом. Это не помешало ему потом стремглав обежать полпоселка и как бы невзначай сообщить всем, что у него — четыре с минусом.
—Почти четверка!— гордо заключал Кулак рассказ о своих фантастических успехах в науках.
Что ж, эта его «почти четверка» радовала всех нас — немало пришлось поработать, чтобы привить Ваське желание хотя бы малость учить математику. Напутствуя нас в лето, Мумин Ахмедович сказал:
—Завтра у вас начинается недельная практика. Зайдите в свой класс, оглядите его хорошенько хозяйским глазом — и вы сами увидите, что надо сделать. В сентябре вы придете сюда же — вот и подготовьте класс так, чтобы вам самим приятно было жить и работать в нем.
Я слушал директора и думал про себя: ну вот, теперь весь класс станет филиалом нашей Академии Добрых Услуг. Разве что обслуживать мы станем самих себя... После торжественных проводов учебного года мы гурьбой повалили обратно в класс — будто не на каникулы прозвенел звонок, а вовсе даже наоборот. Мы спешили в класс, чтобы, как сказал только что Мумин Ахмедович, поскорее взглянуть на него не привычным, а хозяйским глазом. То, что увидели наши глаза, было чудовищно. В окнах были выбиты три стекла, ни одной живой парты мы не нашли — все были измараны чернилами, а Васькина вдобавок еще изрезана ножичком. Но подойдя к классной доске, которая верой и правдой служила нам, услужливо подставляя себя под всяческую писанину, мы и вовсе огорчились. Во многих местах прохудился линолеум, которым была обита доска, а в двух местах зияли сквозные тоннели — не мышь, а целого кота можно было просунуть в них.
—Поразительно! — только и вымолвила Стелла.— И когда это мы успели доску прогрызть? Вот уж чего не заметила...
Я кивнул:
—Вот что значит — глянуть вокруг себя хозяйским глазом. А ты и на пол посмотри. Удивительно, что мы его и вовсе не стерли до самого подвала.
—Работенки
—Что начать?— удивилась Стелла.
— Ну и вопросики ты задаешь,— разозлился Мамбетов,— Ясно что — ремонт.
—Так ведь у нас краски нет... И кисти где возьмем?
Сервер рассмеялся:
—Шутить изволите, отец отряда? Или же ты хочешь, чтобы мы парты прямо в классе покрасили, а потом к солнышку бить челом стали — заходи, мол, милое, в класс — гостем будешь, а заодно и наши парты подсушишь?.. Да и пол не выкрасишь, если парты здесь
стоять будут. Вынести надо парты.
Стелла облегченно вздохнула:
—Ну, это другое дело.
Она сразу же обрела обычную свою уверенность и стала деловито распоряжаться:
—Мальчики... Девочки... А ну-ка, дружно вынесем все парты во двор.
Я взялся за парту, стоявшую у самой двери, и позвал Ваську:
—Кулак, хватай с того краю.
Васька не спеша подошел к парте и, легонько отстранив меня от нее, взялся за крышку обеими руками и, крякнув, к великому нашему удивлению медленно, но уверенно, принял парту на себя. Лицо его побагровело — будто ему вставили в рот воронку, влили ведро томатного сока, а до этого туго перетянули шею, чтобы весь томат в голове запереть...
— Надорвешься ведь, Вась!— попыталась урезонить его Стелла, но Кулак, не отвечая, начал потихоньку дрейфовать к двери, которую мы спешно распахнули на обе створки. Выйдя в коридор, Васька остановился на мгновение, замер, как самолет перед стартом, а потом уверенно, легко зашагал к двери, ведущей во двор. Мы с восхищением провожали взглядом нашего силача. Из оцепенения нас вывел нервный голосок Стеллы.
—Ну что же вы, ребята?! — воскликнула она.— Взялись, что ли?..
Пустой класс стал непривычно гулок. Мы решили, что утром начнем ремонт. Школьный завхоз Лутфулла-ака обещал дать кисти, краски, стекло — словом, все необходимое.
—А линолеум есть? — спросил я.— Доску надо починить, никуда не годится.
Лутфулла-ака вздохнул:
—Можно найти, но... Видел я вашу доску — ее поменять бы нужно, а не ремонтировать. И еще две доски в школе каши просят — в пятом и в десятом.
—В десятом?— удивился я.— Они же взрослые уже! Твист, что ли, на доске пляшут?
— А вы что пляшете на своей?— спросил Лутфулла-ака.— Андижанскую польку?.. Ваша не лучше.
— Где же взять новую доску?— спросил я, чтобы не отвечать на резонный вопрос завхоза.
Завхоз пожал плечами:
— Не положены нам на этот год доски новые.
Ребята заспешили домой, а мы с Сервером и Фархадом еще раз зашли в класс — поглядеть на нашу худую доску.
—Может, сами починим? — вздохнул Фархад.
—Давай-ка сначала снимем ее со стены,— предложил я.
Мы приподняли доску, чтобы скобы не вылезли из крючьев, и поставили ее на пол. Фархад заглянул за доску — не прохудилась ли и там, и тут его внимание привлек какой-то листок. Он прочел и поднял на нас удивленные глаза.