Тайна Лысой горы
Шрифт:
—Ого, а в этом что-то есть!
Сервер патетически звякнул:
—Какая смелость решения темы!
—Оригинальный полет мысли!— подхватил я.
—Можно принять!— добавил Фархад.
—За основу!— уточнила Стелла.
—Аксакалы ахнут!— пообещал Юрка Воронов.— Вот увидите — аксакалы соревноваться станут за право на этой тахте сидеть.
Кулак слушал нас, изумленно вздыбив верхнюю губу, а Николай Степанович переводил взгляды с одного на другого, силясь понять — шутим мы или говорим искренне. Но мы держались уверенно, ни тени улыбки нельзя
—Вы думаете, интересный проект? — все еще с сомнением в голосе спросил он.— А я почему-то не вижу ничего особенного.
—Ну что вы! — дружно запротестовали мы.— Очень оригинально.
—Вот бы не подумал,— растерянно проговорил Николай Степанович.— Разве что если вот здесь изменить форму спинки, а тут ножку позатейливее украсить.
— Вот-вот!— подхватил я.— Так и сделаем. Давайте строить по Васькиному проекту с вашими добавлениями. Это будет ваш с Васькой коллективный проект. Мы даже потом специальную табличку на тахте прикрепим — построена, мол, по особому проекту отца и сына Кулаковых. Пусть аксакалы знают, кто им радость подарил.
Николай Степанович еще раз с сомнением глянул на Васькину мазню и наконец заколебался, улыбаясь, подошел к Ваське и потрепал его за чуб.
—Победил ты, Вась, так товарищи говорят,— в голосе его звучала гордость.— Вот бы не подумал, что и в твоей башке мысли водятся.
—Водятся! Еще какие водятся!— подхватил я.— Он у вас, знаете, какой сообразительный — что хотите придумать может. Такое иной раз придумает, что мы только удивляемся.
Уж тут-то я был честен — от Васьки можно было ожидать чего угодно.
—Сообразительный, говорите? — обрадовался Николай Степанович.— Наконец-то. Давно пора.
—В него только верить надо,— тихонько сказал я и еще тише добавил: — И не лупить! Если можно...
Николай Степанович помолчал, опустив голову. Потом шумно вздохнул и согласился:
—Это можно. Если сообразительный...— И сказал вдруг с жаром: — Я ведь, ребята, столярному делу его обучить хочу. Чтоб не угасло со мной ремесло мое, секреты мои.
—А меня будете учить?— встрепенулся Фархад.— Мы с Васькой вместе у вас уроки брать будем.
—Еще и дневник заведите,— смешался Николай Степанович.— Отметки ставить буду.
—И заведем!— задорно тряхнул головой Фархад.— Заведем ведь, Васька? Заведем, спрашиваю?
—Заведем, если надо,— нехотя согласился Васька, поддаваясь напору Камилова.— У меня запасной есть.
—Неси сюда сейчас же!— потребовал Фархад.— Заполним и сразу же первую тему запишем.
—Какую тему?— насторожился Васька.
—Ясно какую. Только что пройденную. «Генеральный проект тахты для чайханы поселка Катта-Караван» — вот какую. Правильно я говорю, Николай Степанович?
—Факт!— согласился столяр.
—И отметку Ваське поставить не забудьте,— напомнил я.
—Четверку, что ли? — заволновался Николай Степанович.
—А это уж вам решать, педагогу!
—
Будто хотел посмотреть со стороны на это внезапное для себя слово.
Когда расходились, Васька вдруг окликнул Фархада каким-то странным голосом. Мы с удивлением глянули на Кулака и не узнали его. Только что безмерно счастливого Ваську — победителя конкурса — будто подменили. Перед нами стоял совсем непривычный Васька. Он был бледен, губы дрожали.
—Глянь, ребята, Васька мерзнет!— хохотнул Сервер.— От счастья в озноб бросило! Будешь, Вася, знать, как побеждать.
—Вась, ты чего, а?— спросил я, заподозрив неладное.
Кулак сделал неуверенный шаг вперед и молвил:
—Ребята... Фархад… я вам… одну страшную вещь... хотел сказать. Очень важную...
—Так какую все-таки — страшную или важную?— улыбнулся Сервер.
— Ну так говори, коли хотел,— развел руками Фархад.— Что случилось? Может, самоотвод своему проекту даешь? Смотри, не рискуй, а то ведь примем отвод.
И тут случилось и вовсе неожиданное. Васька как-то странно дернулся, тяжело развернулся и, махнув рукой, скрылся за калиткой. Мы переглянулись. Сервер сказал, вздыхая:
—Похоже, перегрелся наш лауреат в жарких лучах славы. Ничего, до свадьбы заживет. Остынет...
Зато наутро Ваську нельзя было узнать. К чайхане он примчался первым, глаза его сияли, прямо излучали радость и нетерпение. Азим-ака, не хуже нас знавший Васькино неуправляемое нутро, пугливо поглядывал на Кулака, невесть отчего крутившегося у чайханы уже с полчаса. Когда подошли и мы, Азим-ака спросил, показывая на Ваську:
—А зачем разбойника позвали?
—Как зачем?— воскликнул я.— Васька у нас — главный архитектор. Он вчера знаете какой проект тахты придумал? Ваши аксакалы закачаются!
—Закачаются?— испугался Азим-ака. — А не упадут с тахты, если она закачается?
Мы рассмеялись.
—Крепкая будет тахта, вы не сомневайтесь. Мы ведь в другом смысле.
По совету Николая Степановича мы подобрали бруски для стоек и широкие доски и понесли их в нашу Академию — строгать.
—Только не попортьте лес!— напутствовал нас Азим-ака.
Наконец-то наш верстак в бывшем сарае Юрки Воронова увидел настоящее дело. Мы по очереди строгали доски и бруски, не давая передыху рубанку. В обед забежал с работы Николай Степанович и придирчиво оглядел все, что было уже готово.
—Грязно... грязно снимаете стружку,— нахмурился он.— Доска — она ласку любит, а вы с нее, как с не любимого чада, три шкуры спускаете. Поглядите, как
это делается,— и он взял рубанок из рук Фархада.
И случилось чудо. Рубанок, который только что ретиво брыкался, давился стружкой и норовил выпрыгнуть из рук, послушно потек по доске, певуче снимая красивую, ровную стружку.