Тайна Лысой горы
Шрифт:
— Так надо было осенью новые посадить, — миролюбиво подсказала Алла Сергеевна, будто этот совет мог сейчас иметь какое-нибудь значение.
Воронов опустил голову:
— Подходить к чайхане стыдно. Там на тахтах аксакалы сидят и чай пьют — засмеют нас. Они в свои древние времена руками тень добывали, колодцами всю землю чуть ли не насквозь сверлили, чтобы у противоположного океана воду взаймы брать. А мы... вот... арычной воды натаскать не сумели... Эх! — Юрка уныло махнул рукой. — Жалко деревья.
Все подавленно молчали: каждый чувствовал вину и за собой.
—Стелла, ты садись, — сказала Алла
Я тряхнул головой, будто бодая воображаемого противника, и задиристо спросил:
— Можно продолжать?
— Давай уж, — уныло махнула рукой Стелла.
—Старушки — и вовсе особая статья. Наши уважаемые тимуровцы Замира и Костя, действительно, окружили старушек теплотой и заботой, забежали разочек
к бабусям и попили у них чаек со сливовым вареньем.
— Неправда! — гневно выкрикнул Костя, решительно поднимаясь. — Сливового варенья не было.
— А какое было?
Захлопав ресницами, Костя выронил:
— Урюковое... У обоих...
В классе — хохот.
—Дела не меняет, — продолжал я. — Это вы, если честно, себя, а вовсе не их охватили.
—А мы не виноваты, что так получилось, — пробубнил Костя. — Сами посудите — газ у них есть, воду из колодца насос качает. Беда - не знаешь, чем помочь.
Вздохнула и Замира. Мудро, дескать, толкует Костя — плохо, что такие нынче благоустроенные дома у старушек, совсем негде тимуровцам развернуться, — самих впору выручать...
— Нашли бы, да не захотели дела искать, — отрубил я. — А вам и искать-то не нужно было. У бабки Натальи во дворе своих четырнадцать урючин... Так она, думаете, варенье из своего урюка варила? Как же — на базаре покупала. Анекдот...
—А почему? — удивленно протянул Костя. — Разве ей не хватает?
—А ты хотел, чтобы она сама на дерево полезла? Вот и падает урюк, пропадает. Вот так-то, товарищи любители варенья. Могли бы подумать, как собрать урожай...
— Зато у бабушки Ханифы урючины не растут! — торжественно объявил Костя. — У нее вообще сада нет. — Зато у нее есть внук Рафаэлька! — в тон ему сказал я. — Родители Рафаэлькины сейчас по морям плавают, договор у них такой — консервы прямо в море на плавучем заводе делают... А бабушка Ханифа внука Рафаэльку со своими-то больными ногами за километр в детсад водит. И обратно столько же... Что, скажешь — не дело?
— Даешь ты сегодня жару, Балтабаев, — заворочался за партой Васька Кулаков. — Прокурор! Всех уложил наповал, — и Васька противно засмеялся.
— Погоди, Кулак, сейчас твоя очередь отчитываться, — успокоил я его.
— А я чо?.. А чо я?... — пожал плечами Васька. — я не активист, я простой смертный — с меня и спросу нет.
— Погоди увиливать. Сейчас выясним, с кого спрос за игрушки.
—Это какие еще? — сморщился Кулак.
—Да те самые, как сейчас доложила Стелла, которые починили мы в саду... Ну так вот, Васенька, игрушки мы чинили по твоей милости. И качели тоже. Ведь угораздило же тебя взгромоздиться на них. Покататься захотелось крошечке! Ясное дело — треснули качели, как спелый орех. А когда заведующая позвонила в школу, пришлось уже нам всем идти в детсад — ликвидировать, так сказать, последствия твоего там пребывания. Ты ведь качели сломал, а заодно еще и через песочницу прошел и игрушки потоптал. Так было дело?
Кулак молчал. Стелла Хван нервно теребила косички.
—Алла Сергеевна, — робко выдавила она. — А может, Балтабаев прав — плохая я председательница... Переизбрать меня надо.
—Не знаю... Отряду решать.
—Правильно, Алла Сергеевна! — подхватил я, и нахально продолжил: — У вас, наверное, и без нас дел хватает. Мы вас задерживать не будем, сами разберемся, вы не сомневайтесь!..
Она растерялась:
—Это что же, Балтабаев... Прогоняешь, что ли?
—Да нет, Алла Сергеевна... Просто я считаю, что мы сами должны во всем разобраться.
Мама нетвердой походкой подошла к столу, взяла журнал и согласилась:
— Что ж, правильно, люди вы взрослые, — сами и разбирайтесь.
И вышла из класса.
Ребята зашумели:
— Ну, даешь, Володька, мать спровадил...
Вскочил Сервер:
—Балтабаев прав: отчет у Стеллы гладкий, да только ухабов в нем столько, что все ноги-руки переломаешь. Что будем делать?
—А я знаю! — уверенно сказал я и все повернули ко мне головы.I
— Переизбрать отцов отряда нельзя. Их промахи — им и исправлять. Это проще всего свою работу на чужие плечи перекладывать...
Пошумели, поорали, но решили: совет отряда оставить в прежнем составе. Все же, что ни говори, были у нас и добрые дела. Только так уж получилось, что не о них у нас разговор пошел, а об этих... как их... об отдельных недостатках — вот о чем.
Домой шли молча. И только Васька всю дорогу подтрунивал над всеми сразу. Мне сказал:
— Слушай, Вариант, а я знаю, отчего ты у нас такой приставучий да въедливый. Всех ведь заклевал сегодня. А из-за фамилии твоей все это! Из-за фамилии. Ты ведь — Балтабаев. А «балта» по-узбекски значит топор. Вот, получается, ты и рубишь напропалую, сплеча, — щепки вокруг себя сеешь. Все засмеялись. А я сказал: — Если на то пошло — у тебя фамилия куда моей пострашнее.
Домой я пришел поздно. Калитка была заперта. Стучать не стал — перелез через невысокий заборчик. Мама проверяла тетради. Я долго стоял позади нее, не решаясь заговорить. Потом глухо пробубнил:
— Мам... Ты не обижайся... Просто скованные мы очень, когда не одни... Я это давно заметил. Нам и спорить не хочется, когда взрослые в классе — будто и не наш сбор вовсе, а мероприятие, порученное учителю… Ты не обижайся...
Мама подняла голову, сняла очки и со вздохом привлекла меня к себе.
— Я-то что... А как ребята — не разозлились на тебя за правду?
— Не думаю, чтобы обрадовались... Но только за правду, если она несладкая, можно лишь на себя сердиться. Так ведь, мама?...
Мать вдруг резко оттолкнула меня:
— А сам-то хорош! Всех раскритиковал, а сам где, спрашивается, был, когда вся эта ерунда у вас происходила?
Я молчал. Крыть было нечем.
Сколько раз убеждался в великой мудрости пословиц... Очень скоро после того сбора пришлось мне со вздохом припомнить такую: «Любишь кататься — люби и саночки возить». Вот ведь как получилось: раскритиковал я работу совета отряда в дым, а мне ребята по справедливости сказали: