Тайна Марии Стюарт
Шрифт:
– Из тебя выйдет прекрасный мужчина, – сказал он. – Ты слишком высокая, чтобы сойти за любую женщину, кроме себя самой. Зато королева Елизавета, хотя и ниже ростом, каждый день должна притворяться женщиной. Она по натуре мужчина, поэтому ее наряды и женщины призваны скрывать этот факт и позволять ей править как королеве… только потому, что она не может быть королем.
Мария толкнула его в бок, но потом повернулась и поцеловала его.
– Ты злой. Но разве это правда?
– Королевские прачки судачат, что женский цикл у нее не такой, как у нормальных женщин, – сказал он. – Но, по правде говоря,
– За плату люди могут сказать что угодно, – заметила она. – Им можно верить, лишь когда они сами должны платить за свои слова.
Дарнли сделал нетерпеливый жест:
– Пойдемте, моя королева. Наступает вечер, и у нас остается мало времени. – Он взял ее за руку.
Вместе они спустились по небольшой спиральной лестнице, соединявшей спальню Марии со спальней Дарнли во дворце Холируд. Потом они прошли через его апартаменты и оказались на широком внутреннем дворе.
Рука об руку они пробежали мимо пылающих факелов и по подвесному мосту под большими воротами, отделявшими дворец от улицы Кэнонгейт, ведущей к городской стене Эдинбурга.
Стоял замечательный июльский вечер, и небо оставалось светлым даже за два часа до полуночи. На Кэнонгейт было полно людей, прогуливавшихся или спешивших по поздним делам, поэтому они свернули в Хорсвинд, ближайший переулок у дворцовых ворот, немного прошли вперед по улице Коугейт, идущей параллельно Кэнонгейт, а потом срезали путь по переулку Блэкфрирс. Так никто не мог узнать, что они пришли из Холируда. Темные и тихие переулки позволяли передвигаться незаметно.
– Я люблю Эдинбург, – прошептал Дарнли, когда они остановились перевести дух. – Здесь обитает дух тайны и приключений. Все эти переулки, высокие дома, заброшенные тупики… В Лондоне все по-другому. Здесь можно приходить и уходить незаметно, в отличие от Стирлинга. Я рад, что мы уехали оттуда.
Они вышли из переулка и свернули на Кэнонгейт. На улице оставалось так много людей, что она напоминала праздничную ярмарку.
– Добрый вечер, – поздоровался какой-то мужчина и прикоснулся к своей фуражке.
– Добрый вечер, – ответил Дарнли и прикоснулся к своему головному убору. Мария сделала то же самое.
– Вечер добрый! – громыхнул другой голос, принадлежавший дородному торговцу, целенаправленно прокладывавшему путь к воротам Нетербоу. Они последовали за ним, прошли через ворота в городской стене Эдинбурга и оказались на другой стороне Хай-стрит. Почти сразу же справа от них вырос дом Джона Нокса. Где-то в глубине горел свет, но рабочая комната над мостовой была темной.
– Нокс спит, – сказал Дарнли, указав наверх.
– Нокс никогда не спит, – возразила Мария. – Разве что со своей молодой женой.
– Думаешь, он делает это так же, как мы с тобой?
Мария вспыхнула:
– Нет… сомневаюсь в этом.
– Как и я, дорогая жена. – Дарнли поднес ее руку к губам и поцеловал. – Даже сейчас я думаю о том, чем мы с тобой займемся, когда вернемся во дворец.
– Я тоже. – Это было правдой.
Дарнли наклонился и стал ощупывать мостовую рядом с водостоком. Он нашел расшатавшийся камень и собрался швырнуть его, прицелившись в окно.
– Перестань! – Мария схватила его за руку. – Что ты задумал?
– Нокс выступает
– Нет. – Мария выбила камень из его руки. – Окна ни в чем не виноваты, зато он винит меня во всех грехах и неудачах. Пожалуйста, не давай ему настоящего повода для обвинений.
Дарнли со вздохом отвернулся от окна.
– Я бы с удовольствием вышиб ему мозги.
– Похоже, это твоя любимая фраза, – сказала Мария. – То же самое ты сказал старому герцогу Шательро, когда он…
Толпа, вывалившаяся из таверны, с пением прошла мимо них:
Выпей до дна и по новой налей, Выпей до дна и гляди веселей, Был я и в Глазго и в Дувре бывал, Крепче наливки нигде не пивал…
– Он нуждается в этом. Его мозги с самого начала были тухлыми.
Они миновали городской дом графа Мортона.
– Вышибать мозги – не твое дело. Этим занимаются пьяные подмастерья, а не принцы. – Интересно, угрожал ли Роберт Дадли вышибить кому-нибудь мозги на лондонской улице?
Дарнли недовольно хмыкнул, но продолжал идти рядом с ней.
– Ну ладно, – пробормотал он.
Теперь, когда они оказались в деловом квартале Эдинбурга, улица стала еще шире и превратилась в подобие площади, одно из главных мест встречи для горожан. В самом широком месте у собора Святого Жиля поднималась громада Тулбота, сочетавшего функции городской тюрьмы и места собраний Тайного Совета. Прямо под ним находились Трон – публичная весовая палата – и старый Меркат-кросс. Здесь горожане занимались повседневными делами, от посещения церкви до судебных тяжб и взвешивания шерсти, но по вечерам они тоже собирались тут. Факелы давали хорошее освещение, и люди на мостовой стояли большими группами, оживленно переговариваясь друг с другом.
Когда они приблизились к Трону, Дарнли разбежался и запрыгнул в корзину для взвешивания. Она опустилась и с глухим стуком ударилась о мостовую.
– Сколько весит молодой джентльмен? – спросил звучный, уверенный голос со ступеней Меркат-кросс. – Сколько он стоит?
– Золотую крону, – ответила Мария, забыв о том, что ее голос плохо сочетается с ее нарядом. Она помогла Дарнли выбраться из корзины.
– И я подарю ее тебе [37] , – прошептала она. Они подошли к Меркат-кросс, окруженному каменной балюстрадой высотой по пояс. Повсюду на ней сидели люди, свесив ноги вниз.
37
Игра слов: «крона» и «корона» по-английски пишутся и произносятся одинаково.
– Здесь, где зачитывают все королевские прокламации, я объявлю тебя королем в день нашей свадьбы, – шепотом пообещала она.
– И чем занимается этот приятный молодой джентльмен? – спросил тот же голос совсем рядом с ними.
Мария подняла голову и увидела его обладателя, сидевшего на балюстраде. Мужчина был смуглым, с аккуратно подстриженной бородой и длинными волосами. За ним она внезапно увидела бледные лица заключенных, выглядывавших из зарешеченных окон Тулбота. Она толкнула Дарнли, чтобы тот ответил; сама она не осмеливалась говорить.