Тайна моего двойника
Шрифт:
Я затихла. Джонатан был где-то рядом, но я его не чувствовала — он отодвинулся достаточно далеко. Ну Тристан с Изольдой, и только! Не хватало меча между нами…
Стояла тишина. Я не выдержала первая: «Спокойной ночи, Джонатан», — просто, чтобы нарушить тишину.
— Спокойной ночи, бэби.
Он мог хотя бы обнять меня, как в прошлый раз! Мне тогда так хорошо спалось под его рукой…
Слушай, Оля, сказала я себе, тебе не угодишь. Только сейчас тебе было не до секса, а тут вдруг не нравится, что тебя
Я перевернулась на живот и закрыла глаза.
Рука Джонатана легла на мою спину. Я напряглась. Его рука стала осторожно и легко скользить по моей спине. Я ждала: куда?
Оказалось — никуда. Оказалось — он меня гладит. Так меня мама гладила в детстве по спинке, чтобы успокоить и усыпить.
Я вспомнила, что я утром пришла к выводу. что Джонатан импотент. Ну, тем лучше для меня.
Через две минуты я была готова мурлыкать, как кошка.
Через пять минут я спала.
Джонатан разбудил меня, как было условленно, в восемь утра и мы спустились в гостиничный ресторан на завтрак.
— Я звонил в больницу, чтобы узнать, как Шерил.
— И тебе сказали, что она без изменений.
— Да.
— Ты забыл, что по телефону так отвечают всем — распоряжение полиции. Чтобы узнать, как она на самом деле, надо звонить комиссару…
— По крайней мере, мы хотя бы знаем, что она еще жива.
— Я это и так знаю, Джонатан. Если бы Шерил умерла — я бы почувствовала. У нас с ней что-то вроде телепатической связи… И я знаю, что она вышла из комы. Уезжая, я ей сказала, чтобы она не торопилась, и пришла в сознание тогда, когда мы найдем убийц. Должно быть, мы уже близки к разгадке. Только нам надо торопиться…
Торопиться! Я торопилась. Я торопилась внутренне так, что во мне аж все содрогалось от нетерпения. Но торопиться — куда? Я никак не могла решить, какими должны быть наши последующие шаги. Джонатан мне здесь был не советчик: он не в своей стране, и он не в состоянии представить, каким образом действовать, с кем и как говорить, кому и как врать, а кому рассказывать правду.
На очереди были подруги Куркиной, среди которых следовало найти ниточку, ведущую в роддом имени Индиры Ганди, в котором родилась я. Если одна из них работала в этом роддоме, то у нас появлялся шанс пролить свет, хотя бы частично, на загадку моего появления на свет в данном заведении вообще и у моей мамы в частности. Но звонить и снова рассказывать историю про крестную?…
Я задумалась. Эти женщины дружили между собой, и могли знать друг о друге достаточно, чтобы понять, что я лгу. Следовало придумать что-то другое…
— Нужно позвонить Людмиле, — сказала я. — Кажется, у меня есть мысль.
Ничего не объясняя по телефону, я только попросила разрешения приехать к ней. Людмила радушно откликнулась, добавив, что вот только Кости, к сожалению, нету дома. Но Костя
Через сорок минут мы снова оказались в квартире, пахнущей молоком и пеленками. Нас ждал горячий чай, к которому очень кстати пришелся купленный нами по дороге торт.
— Скажите, Люда, а эти подруги, телефоны которых вы нам дали — они были на похоронах вашей свекрови?
— Были, конечно. У нас дома потом поминки справляли, все пришли. Народу вообще было много, ее люди любили… А что?
— То есть, не так давно вы с ними общались… И вам будет удобно им позвонить, правда? Нам нужна ваша помощь. Нужно обзвонить этих подруг и сказать, что вы делаете альбом с фотографиями вашей свекрови и хотели бы подписать фотографии. У вас наверняка найдутся фотографии Елены Петровны с подругами, не так ли?
— Верно, есть. И, представьте себе, мы с Костей действительно собираемся сделать альбом с мамиными фотографиями!
— Тем лучше! Так вот, спросите их, кто в каком роддоме работал и в какой должности, якобы для подписей. Меня из них всех интересует та женщина, которая работала в роддоме имени Индиры Ганди. Сделаете?
— Да ради бога!
Людмила встала, взяла у меня листок и набрала первый номер. Она прождала долго, но к телефону никто не подошел. Зато второй номер откликнулся сразу.
— Мария Николаевна? Добрый день, Людмила Куркина говорит… Да-да, невестка. Я к вам с просьбой. Мы тут с Костей альбом делаем с мамиными фотографиями… Что? Именно! Довольно много, штук пятнадцать… Я как раз поэтому вам и звоню! Я подписать их хочу, а не знаю, кто из вас в какой должности и где работал… Что? Пишу, пишу… Вот видите, а я чуть было не написала — «Роддом имени Индиры Ганди», я думала, что вы работали там… — Людмила блеснула мне хитрыми глазами и подмигнула, — Ну да, я поняла. А, так это Колесникова Наталья Семеновна? Вот спасибо, а то я уж и ей собралась было звонить… Да что вы говорите? И давно?
Я похолодела, услышав эти слова. Людмила положила трубку с растерянным видом.
— Не повезло вам, — сказала она, садясь обратно к столу. — В вашем роддоме работала Колесникова Наталья Семеновна, но только она…
— Умерла? — не выдержала я.
— Нет, слава Богу. Уехала в Америку. К детям. Вроде бы давно собиралась, а в конце октября уехала.
Ах, какая досада! Что же теперь делать? Она нам позарез нужна, эта Колесникова!
— Не знаете, что за дети там у нее в Штатах?
— У нее дочка замужем за профессором математики, его пригласили туда работать. Это нам сама Наталья Семеновна нам рассказывала, на поминках… Но я даже не помню, как его звать, профессора этого…
Людмила нам сочувствовала. Сочувствовала изо всех сил, и в ее миловидном лице, в ее влажных, круглых карих глазах отражалась одновременно готовность нам помочь и огорчение, что не удается.
— Знаете что… Нельзя ей перезвонить еще раз и спросить адрес? Колесникова должна была оставить его своей подруге!