Тайна «Ночного дозора» (Легенда о «Ночном дозоре»)
Шрифт:
— А тебе? — спросил Старыгин, улыбкой смягчив язвительный вопрос.
— Мне некогда, — серьезно ответила она, — у меня очень много важных и неотложных дел. Так что придумай, пожалуйста, что-нибудь…
С этими словами она сбросила одежду и закрыла за собой дверь ванной, лишив тем самым Старыгина возможности ответить в таком духе, что он тоже прибыл в Европу не шутки шутить и не отдыхать, и что если ей так некогда, то зачем вообще она прилипла к нему, как банный лист сами понимаете к чему…
Он тут же устыдился своих мыслей, вспомнив, что это она вывезла его в Италию. И при этом
Как уже говорилось, Дмитрий Алексеевич был личностью творческой, но работу выбрал спокойную и тихую, можно сказать, кабинетную. Отдыхать он любил в кресле с хорошей книгой и с котом на коленях, оттого и не женился.
Под шум воды, доносящейся из ванной, Старыгин задремал. Но и во сне не было ему покоя. Перед глазами проплывали старые дома с полуразвалившимися башнями, мрачные средневековые подземелья с каменными сводами, нависающими над головой. Ему слышались шаги, гулко стучащие по каменным плитам, он задыхался в спертом воздухе подвала…
— Ты пойдешь в душ? — проник в его сон голос Катаржины.
Старыгин нехотя поднялся с кровати.
— И вытащи все из карманов, я отдам куртку в чистку! — недовольно сказала она. — Просто удивительно, до какой степени вы, мужчины, умудряетесь запачкать вещи! Где ты в ней валялся?
Старыгин вспомнил, что действительно он валялся в этой куртке на каменном полу в подземельях Клементинума, так что на куртке скопилась пыль веков. Он обшарил карманы и вытряхнул на постель мелкие деньги, шариковую ручку, пачку бумажных носовых платков, а также клочок желтоватой выцветшей бумаги. Бумажка была, по-видимому, оторвана от большого листа, причем лист был когда-то прочный и хорошего качества, сейчас же клочок выглядел старым и мятым, однако на нем все еще можно было разглядеть надпись. Старыгин разгладил его на столе и прочитал вслух:
— «Bruciamento della vanita»…
— Что это? — удивилась Катаржина. — Откуда это у тебя?
И Старыгин вспомнил, как он боролся с убийцей в темноте и сырости подвала, как тот, убегая, придерживал под плащом какой-то рулон из плотной бумаги, как Старыгин выхватил у него рулон, и как они потом топтали его ногами в драке.
— Это была гравюра! — сообразил он. — Убийца уносил оттуда какую-то гравюру, очевидно затем, чтобы я ее не увидел… Пан Войтынский пытался показать мне эту гравюру, но потом, чтобы навести меня на мысль о Флоренции, у него остались только часы с гербом Медичи. Но что же это значит?
— «Bruciamento della vanita», — повторила Катаржина.
— «Сожжение сует»… — перевел Старыгин с итальянского на русский.
Они поглядели друг на друга и сказали хором:
— Савонарола!
Действительно, имя монаха Джироламо Савонаролы навеки связано с Флоренцией.
Пятнадцатый век, жизнь богатого города сложна и беспокойна. С одной стороны — блистательный двор Медичи, вокруг которого группируются философы, поэты, художники и музыканты. С другой — два враждующих религиозных ордена — доминиканский и францисканский, которые борются за власть над душами (а заодно и кошельками)
Джироламо Савонарола тоже был монахом-доминиканцем. А стало быть, проповедником. В своих проповедях он смело критикует правителей города, уличая их в распущенности, в поощрении пороков и безверия, напоминает слушателям о Страшном Суде, обвиняет в отходе от Бога. Его проповеди становятся необычайно популярны среди горожан, аскетический монах с горящими глазами собирает толпы слушателей, у него появляется множество последователей, и когда Медичи вынуждены были бежать, поскольку в город вступают войска французского короля, Савонарола воспользовался благоприятным случаем и стал устанавливать свои порядки.
Прежде всего, он придумывает «полицию из детей». Дети убегают от родителей и становятся обличителями суетного, безнравственного образа жизни. Им Савонарола доверяет определять, является ли данное произведение искусства моральным или греховным. Маленькие негодники молотками разбивают бесценные античные статуи, рвут на куски пергаменты и старинные книги, ломают ценные инструменты. Савонарола не устает обличать «предметы суеты» — картины, где изображены мадонны с обнаженной грудью, либо женщины в дорогих красивых одеждах, усыпанных драгоценностями.
На главной площади города — площади Сеньории — разжигают огромный костер, куда дети-инквизиторы, а также множество взрослых последователей Савонаролы тащат всевозможные «предметы суеты и анафемы».
В костре горят карнавальные костюмы и маски, вольнодумные книги, ноты, мандолины и лютни, а также шахматы и карты, и множество предметов, с помощью которых легкомысленные женщины украшают себя в угоду бесу. И еще картины, бесценные произведения художников Возрождения.
Религиозное безумие охватывает практически весь город. Даже великий художник Сандро Боттичелли собственноручно приносит на площадь и бросает в «костер суеты» свои собственные бесценные творения.
— Сожжение сует… — повторила Катаржина, знаешь ли ты, что в университете я писала курсовую работу из истории Флоренции и прочитала кучу материалов? Некоторые историки полагают, что Савонарола был величайшим человеком своего времени. Он хотел создать идеальное общество, где все любили бы только Бога…
— Фанатик и мракобес! — сердито ответил Старыгин. — Сколько бесценных произведений искусства пропало из-за его проповедей!
— Так или иначе, его все же отлучили от церкви и сожгли на костре, а стало быть, он мученик, заметила Катаржина, — но мы отвлеклись. Собирайся, мы идем в монастырь Сан-Марко!
Старыгин ушел в душ, Катаржина еще что-то говорила, правда, негромко: сквозь шум льющейся воды едва был слышен ее голос.
— Кто-нибудь приходил? — спросил он, выходя из душа и причесывая мокрые волосы.
— Я говорила по телефону…
— С кем? — спросил Старыгин, потому что внезапно ему захотелось узнать что-то о ней.
— Какая разница! — раздраженно отмахнулась она, но тут же, очевидно, почувствовав его настроение, повернулась и ответила мягко:
— Муж звонил из Мюнхена.