Тайна осенней звезды

Тихонова Карина

Мы с Лешкой до поздней ночи просидели на кухне, обсуждая внезапно свалившееся на нас богатство. Честное слово, оно принесло нам больше проблем, чем радости. В компаниях покойного Терехина работало почти двести человек, если считать внештатников, и всем им нужно было исправно платить зарплату. А если учесть, что после смерти магната дела пришли в некоторый упадок...

Ох!

Мы сидели на кухне и раскладывали ситуацию так и так.

– Я не смогу этим заниматься, – говорил Лешка. – Пресса – это не мое дело. Во-первых, я ничего

в этом не понимаю, во-вторых, просто не хочу бросать яхт-клуб! Майка, тебе придется засучить рукава.

– А шеф? – спрашивала я безнадежным голосом. – Мне же придется уволиться! Как я могу его огорчить?

– Предлагаешь огорчить бабушку? – немедленно вскидывался Лешка.

Нет. Огорчить бабушку было невозможно. Бабушка – это святое.

Вот так и получилось, что в неполные двадцать шесть лет я совершила головокружительную карьеру, став генеральным директором группы информационных компаний.

Сказать, что мне было страшно, значит ничего не сказать. Я не привыкла отвечать за судьбы сотен людей. Я по-настоящему не привыкла отвечать даже за одну-единственную судьбу – свою собственную.

На работу я шла каждый день с вибрацией в коленях. И норовила поскорей присесть, чтобы подчиненные не догадались, что у генерального директора дрожат поджилки.

Впрочем, глаза боятся, а руки делают.

Постепенно вокруг меня собралась команда грамотных людей, которые разумно распределили ворох обязанностей. Среди них был мой старый поклонник и однокурсник Вовка Сагалаев.

Впрочем, ничего личного. Вовка отличный специалист с большим опытом работы.

На этом я собиралась закончить свою историю, если бы не одно небольшое происшествие...

Вру.

Это было большое происшествие. Во всяком случае, для меня.

Это случилось ясным июньским утром. Я приехала на телевидение довольно поздно – в одиннадцать. Но не потому, что проспала. Это слово давно и прочно исчезло из моего лексикона. Потому, что рано утром успела заехать в типографию и в редакцию детского журнала.

Телевидение давно стало моим тайно любимым детищем. Мне нравилась суматошная атмосфера, царившая в редакциях. Нравились люди, которые там работали, нравились хохмачи-операторы, вечно разыгрывавшие новичков, нравились традиционные телебайки, которыми меня угощали старожилы.

В общем, на телевидении я прижилась гораздо лучше, чем в редакциях печатных изданий.

Я научилась небрежно произносить словосочетание «снимаем на хромакее», уяснила себе, какие цветовые сочетания «режутся» в кадре, и начала совершенно спокойно воспринимать ведущего новостей, сидящего перед объективом в строгом костюме и мягких домашних тапочках.

В общем, можно сказать, что я стала на студии своим человеком.

Вовка ввалился в мой кабинет еще до того, как я успела накрасить губы.

– Начальству привет! – провозгласил он радостно.

– Привет, Сагалаев, – сказала я. – Подожди

минуту, дай дух перевести.

Вовка насмешливо скривил губы.

– «Дух перевести», – передразнил он насмешливо. – Не прибедняйся! Цветешь и пахнешь!

– Спасибо, – ответила я и достала из сумки губную помаду. Мне пришлось встать так рано, что я не успела накраситься.

– Ну, как жизня у вас, у богатых? – продолжал Вовка.

– Нормальная жизня, – сказала я. – Только спать некогда.

– Ну, да! – не поверил Вовка. – Не заливай!

Я сложила помаду и сунула ее в сумку. Поставила локти на стол, уложила подбородок на сплетенные пальцы и посмотрела на Вовку прищуренными глазами.

– Во сколько ты сегодня проснулся? – спросила я.

– В половине восьмого! – ответил Вовка с добродетельным негодованием.

– Врешь! В половине девятого, не раньше, – уличила я.

Вовка сконфуженно хихикнул.

– Подумаешь, опоздал раз в жизни! Уже донесли!

– Никто мне не донес, – спокойно ответила я. – Просто помню твои университетские привычки. Как дрыхнул до половины девятого, так и сейчас дрыхнешь. А мне приходится вставать в половине шестого. Сечешь?

– Гладишь мужу брюки? – поинтересовался Вовка. – Не заливай! Не поверю!

– И не собираюсь, – ответила я. – Для этого есть домработница. Просто в начале седьмого выходит утренний тираж, мне нужно успеть просмотреть его до того, как пойдет продажа. Мне типография пару раз такую свинью подложила, что я чуть не потеряла хорошего рекламодателя...

– А-а-а, – протянул Вовка. – Помню, ты говорила.

– Вот именно, – подтвердила я. – Об остальных проблемах рассказывать не буду, они тебе покажутся скучными... Ладно, давай по делу. Что с блоком новостей?

Мы обговорили темы завтрашнего выпуска, я пообещала посидеть на монтаже вместе с режиссером, который хотел предложить новую структуру программы, и Вовка удалился.

Я позвонила секретарше и попросила:

– Леночка, если можно, кофе. Только покрепче и без сахара.

– Одну минуту, – ответила секретарша. И тут же спохватилась:

– Да! Майя Михайловна! Вас спрашивал какой-то человек!

– Какой человек? – спросила я.

– Не знаю, не представился.

– Рекламодатель? – хищно обрадовалась я.

– Вроде не похож, – засомневалась Леночка.

– Ладно, давай его сюда. Разберемся.

– Сейчас найду, – ответила секретарша. – Он где-то на студии бродит...

Она отключилась, а я достала свои деловые бумажки и углубилась в них.

Раньше юридические и финансовые документы вызывали у меня тошноту, смешанную с ужасом, но постепенно я научилась находить в этих текстах свою заковыристую прелесть. Наверное, я просто начала в них немного разбираться.

Я успела забыть и про кофе, и про посетителя, который меня спрашивал, когда в кабинет вошла Лена с небольшим подносом. Поставила на стол кофейную чашку, спросила: