Тайна осенней звезды

Тихонова Карина

– Хорошо. И сняли с него обвинение. Так вот, я тебе говорю: дай мне неделю.

– Ты собираешься сбежать? – поинтересовалась я.

– Я собираюсь устроить свои дела, прежде чем пойти в милицию, – ответил Иван.

Джокер дернулся на стуле, но Иван бросил на него короткий свирепый взгляд, и карлик затих.

Я приложила ладони к пылающим щекам. Интересно, почему я так волнуюсь?

– Ты пойдешь в милицию? – переспросила я.

– Через неделю, – повторил Иван. – Ровно.

– И во

всем признаешься?

– Я сделаю лучше, – ответил Иван. – Я не только признаюсь. Я предоставлю им доказательства. Сами они вряд ли до них докопаются.

Я прикусила губу, испытующе глядя на собеседника. Иван не отвел взгляд.

– Не могу поверить, – сказала я, наконец.

– Почему? – удивился Иван. – Я тебя когда-нибудь обманывал?

– Обманывал! – ответила я запальчиво.

– Когда?

– Когда пригласил на обед! Я думала, ты хочешь со мной пообщаться, а ты просто обеспечивал себе алиби!

Я задохнулась от обиды.

– А ты хотела сделать так, чтобы твой парень тебя приревновал, – напомнил Иван. – Я же не стал устраивать истерику! Майка!

Я угрюмо посмотрела на него.

– Один-один! – постановил Иван.

Я вздохнула.

– Ладно, забыли. Но я не хочу, чтобы Лешка сидел целую неделю в тюрьме!

– Почему? – снова удивился Иван. – Место, конечно, малоприятное, но он парень крепкий! Кормят неважно, но ты можешь передать ему продукты...

– Все равно не хочу! – упорствовала я.

– Взгляни на это с другой стороны, – убеждал Иван. – Представь, что ты посадила его на неделю за то, что он бесконечно таскался по бабам! Разве это срок?

Это был сильный довод, и я заколебалась.

– К тому же, в тюрьме к нему не смогут липнуть смазливые вдовы, – продолжал Иван. – И потом, представь, как он будет ценить милый домашний уют, когда вернется обратно! Контрасты очень прочищают мозги! Ну?

– Да что ты ее уговариваешь! – не выдержал Джокер.

– Заткнись! – шикнул Иван.

Джокер скривился от обиды. Я решила не искушать судьбу.

– Поклянись, – сказала я решительно. – Поклянись, что ровно через неделю ты пойдешь в милицию с признанием и доказательствами!

– И ты поверишь моей клятве?

– Конечно, – ответила я.

Иван наклонил голову к плечу и прищурился.

– Почему? – спросил он.

– Потому что ты мог меня убить, – ответила я. – Но не сделал этого.

Иван на мгновение опустил голову, и сразу же снова посмотрел на меня.

– Я клянусь тебе, – сказал он твердо. – Слово капитана Дердекена!

Я поднялась со стула и перебросила через плечо ремень сумки.

– Майка!

Я остановилась и посмотрела на него.

– Что?

Иван немного поколебался. Мне казалось, я знаю, что он хочет сказать. Но Иван только рассмеялся.

– Ничего, –

сказал он. – Счастливо тебе.

Я не ответила. Повернулась и пошла к выходу, неся куртку на согнутом локте. Внезапно позади раздался короткий всхлип и возникла какая-то возня.

Я испуганно оглянулась.

Иван держал за шиворот маленького Джокера, как держат за ошейник вырывающегося пса. Карлик бился так отчаянно, что огромному хозяину приходилось прилагать немалые усилия, чтобы удержать своего обезумевшего шута.

– Пусти! – визжал Джокер. – Пусти меня! Я сам все сделаю!

Я замерла на месте.

Иван поднял на меня отчаянный взгляд и прикрикнул:

– Уходи! Ну!

Я рванула на себя дверь, выскочила в пустую приемную. Пронеслась по пустому коридору, скатилась по лестнице и метнулась на улицу. Мелкий колючий дождь немедленно высек меня по лицу. Я остановилась, тяжело дыша. Меня трясло от холода, страха и облегчения.

Так закончилось мое последнее свидание с капитаном Дердекеном.

Неделя тянулась невыносимо долго.

Сутки разделились для меня на день и ночь и окрасились в черно-белый цвет.

Днем я безоговорочно верила в слово капитана Дердекена, а ночью не могла понять, как можно быть такой дурой.

Днем я была уверена, что наша встреча с Лешкой стала на день ближе, ночью подсчитывала параллели и меридианы, предоставленные к услугам капитана Дердекена. Их было так много, что мною овладевало уныние, и я до самого утра ворочалась на постели.

В общем, это была трудная неделя, но я дождалась ее конца.

И когда в понедельник утром кто-то позвонил в дверь, я совершенно не удивилась. И даже не обрадовалась. Только разжалась цепкая лапа, всю неделю державшая мое сердце в жестких тисках.

Я открыла дверь. Лешка стоял на пороге, мокрый, небритый и счастливый.

– Привет, – сказала я.

– Привет, – ответил Лешка. – Как дела?

– Все путем, – ответила я. – А у тебя?

– У меня теперь тоже, – ответил Лешка.

Я прижалась щекой к створке открытой двери и осмотрела его так, словно видела впервые. Нет, неправильно...

Осмотрела так, словно у меня вдруг открылись глаза.

– Что ж мы на пороге разговариваем? – спросила я.

– Не знаю, – ответил Лешка и обхватил мокрые плечи обеими руками. Его зубы выбивали громкую радостную дробь. – Можно войти?

Я посторонилась и сказала:

– Входи.

Лешка вошел, и я закрыла дверь. На этот раз с нужной стороны.

Иван сдержал свое слово и явился в милицию. Это был самый громкий процесс, когда-либо проходивший в нашем тихом городе.

На суде я не была. Я не хотела видеть Ивана в клетке.