Тайна поместья
Шрифт:
— Келли Грейндж! — Сэр Мэттью словно выплюнул это название. — Редверсы всегда завидовали нам из-за Киркландского Веселья. — Он показал на Саймона. — Его дедушка женился на одной из моих сестер, но ей жизнь вне этого дома была не в радость. Она все время приезжала сюда и привозила сначала своего сына, потом — внука. Что-то последнее время, Саймон, мы тебя нечасто видим.
— Это легко исправить, — ответил Саймон, глядя на меня с иронической улыбкой. Сэр Мэттью громко фыркнул, вызвав неодобрительные взгляды викария и его жены.
Несмотря на мою неприязнь и
После ужина дамы перешли в гостиную, и я попыталась поближе познакомиться с Дамарис. Это оказалось нелегко: она была вполне любезна, но очень сдержанна и не прилагала никаких усилий для того, чтобы поддержать разговор. В конце концов я решила, что за ее удивительной внешней красотой скрывается весьма заурядная личность. Я была рада, когда мужчины наконец присоединились к нам в гостиной. Саймон Редверс сразу подошел к Дамарис — мне кажется, в основном для того, чтобы поддразнить Люка, а я занялась разговором с викарием, который рассказал мне о ежегодном летнем празднестве, которое местная церковь традиционно устраивала в парке Киркландского Веселья, и о мистерии, которую его жена собиралась поставить в развалинах аббатства в Иванов день. Он попросил меня принять участие в приготовлениях к празднику, и я заверила его, что буду рада сделать то, что в моих силах.
В это время кто-то заметил, что сэру Меттью сделалось нехорошо. Он откинулся назад в своем кресле, и его лицо приобрело угрожающе багровый оттенок. Рядом с ним тут же оказался доктор Смит, и под его наблюдением Саймон и Люк перенесли сэра Мэттью в его спальню. Оставшиеся в гостиной с тревогой ожидали возвращения доктора Смита и вестей о состоянии сэра Мэттью. Через некоторое время доктор появился и сказал, что причин для беспокойства нет, но, тем не менее, по просьбе сэра Мэттью, свято верящего в старинные средства, он собирается поставить ему пиявки.
— Через день-два он встанет, — заверил он нас, прежде чем поехать к себе домой за пиявками.
Хотя слова доктора и успокоили нас, настроение у всех было, конечно, уже далеко не праздничное, и через некоторое время гости разъехались.
Когда мы с Габриэлем поднялись наверх и вошли в нашу комнату, он обнял меня и сказал мне, что я имела успех и что он мной гордится.
— По-моему, я не всем понравилась, — ответила я.
— Да? Кто же мог остаться равнодушным к твоим чарам?
— Ну, например, твой кузен.
— А-а, Саймон! Он родился циником, и потом он не может примириться с тем, что ему не достанется Киркландское Веселье. Келли Грейндж — его дом — в половину меньше нашего, и вообще это самый обыкновенный старый помещичий дом.
— Я совершенно не понимаю, почему его помешательство на Киркландском Веселье должно
— Может быть, он мне завидует не только из-за дома…
— Что за чепуха!
В этот момент Пятница, до того тихо лежавший в своей корзинке, подбежал к двери и яростно залаял, бросаясь на нее с такой силой, будто надеялся выбить ее.
— Господи, что это с ним? — воскликнула я.
Габриэль побелел.
— Там кто-то есть, — прошептал он.
— Причем это кто-то, кого он не любит, — сказала я. — Тихо, Пятница, — крикнула я собаке.
Но Пятница словно не слышал меня — он продолжал бросаться на дверь и лаять.
Я взяла его на руки и открыла дверь.
— Кто здесь? — спросила я.
Ответа не последовало, а Пятница барахтался у меня в руках, пытаясь вырваться.
— Что-то ему не понравилось, — сказала я. — Я надену на него поводок, а то еще чего доброго он бросится на балкон и сорвется.
Не выпуская собаку из рук, я вернулась в комнату и надела на него ошейник с поводком. Как только я спустила его на пол, он тут же рванулся из комнаты, увлекая меня за собой.
Он потащил меня по коридору, в сторону балкона, и, не добежав до него, прыгнул на какую-то дверь рядом с балконной. Я толкнула ее, и она открылась. За ней оказался большой стенной шкаф, в котором было пусто. Пятница забежал в него и принялся обнюхивать углы. Я вытянула его из шкафа и выглянула на балкон. Там тоже никого не было.
— Ну, видишь, Пятница, — сказала я, — нигде никого нет. Что же ты так разволновался?
Я вернулась с ним в спальню. Габриэль стоял ко мне спиной. Когда он обернулся, я увидела, что он все еще бледен, как полотно. И тут меня поразила нехорошая мысль: испугавшись того, что могло оказаться за дверью, он, тем не менее, позволил мне выйти туда одной… Значит, человек, за которого я вышла замуж, — трус?
Я постаралась отбросить эту мысль, но от неприятной мысли, как известно, отделаться не так просто.
Во всяком случае я не показала Габриэлю вида, что меня разочаровало его поведение.
— Много шума из ничего, — сказала я ему небрежно.
Пятница тем временем совершенно успокоился и, как только я сняла с него ошейник, прыгнул в свою корзинку и свернулся калачиком.
Раздеваясь ко сну, я ломала голову над тем, кого мог так испугаться Габриэль. Вдруг я вспомнила разговор за ужином и подумала, что, может быть, его преследуют мысли о предках-самоубийцах и его воображение настолько разыгралось, что он представил себе, что по коридору разгуливают их призраки?
Как ни нелепа была эта мысль, я все же допускала, что в таком доме, как этот, фантазиям подобного рода есть, где разгуляться, и истории о замках с привидениями вспоминаются сами собой.
К вечеру следующего дня я вдруг обнаружила, что Пятница исчез, и вспомнила, что не видела его с самого утра. Я не хватилась его сразу, потому что до самого обеда и после него была занята — один за другим все вчерашние гости заезжали с визитами, чтобы поблагодарить за вечер.