Тайна поповского сына
Шрифт:
— Не из рук Волынского получу я корону моего великого отца! — продолжала она, и на одно мгновение во всей ее осанке, в гневно сверкнувших глазах промелькнуло что-то, напоминавшее ее отца.
— Нет, эту корону я могу получить лишь из рук народа и войска, — закончила она.
— Но народ обожает ваше высочество! Гвардия бредит вами! — воскликнул Лесток. — Соединясь с Волынским, вы будете иметь в руках реальную силу.
— Кабинет-министр забыл, что я не "безвестная полонянка" Екатерина, а он не Александр Данилович Меншиков. Вот что, — заметила
И, видя расстроенное лицо Лестока, с улыбкой добавила:
— Не огорчайтесь, мой добрый Лесток, я знаю свои права. Но, говорю вам, еще рано. Не думайте, что я увлекаюсь только маскарадами да менуэтом. Но я умею ждать. Мой отец не одно поражение перенес от непобедимого Карла, пока в тиши не подготовил последнего удара.
— Дай же Бог вашему высочеству поскорее иметь свою Полтаву, — произнес Лесток, целуя руку цесаревны.
— И она будет, мой верный Лесток, — ответила она, — но надо повременить. А тогда, верьте, вы будете моим первым помощником. Можете передать это маркизу Шетарди.
Дальнейший разговор был прерван вошедшим дежурным камер-юнкером, который доложил, что во дворец только что прибыл его светлость герцог Курляндский.
— Вы видите, Лесток, — со странной улыбкой произнесла Елизавета, — меня не забывают.
— О да, ваше высочество, в этом и есть вся беда, что его светлость уж слишком часто стал вспоминать о вас в последнее время, — ответил Лесток, — будьте осторожны, ваше высочество.
— Благодарю, — сухо сказала цесаревна и поспешила навстречу герцогу.
Герцог, когда хотел, мог быть очень любезным человеком. Он почтительно поцеловал цесаревне руку и осведомился об ее здоровье.
Со своей стороны Елизавета в очень любезных выражениях поблагодарила его за внимание и подчеркнула, как приятно удивлена она высокой честью его посещения.
— О, ваше высочество, — возразил герцог, — бремя государственных забот так мало оставляет мне досуга для личных удовольствий.
Затем герцог посетовал, что цесаревна сравнительно редко бывает при дворе.
— Но моя кузина, — ответила Елизавета, — не всегда оказывает мне честь своим приглашением.
— Помилуйте, ваше высочество, — поспешил прервать ее герцог, — но ведь вы родились уже приглашенной к двору. Императрица, ваша августейшая сестра, так и смотрит на это.
Хотя Елизавета и знала, что это неправда, что, наоборот, императрица, видимо, намеренно избегает ее приглашать, тем не менее она оценила любезность герцога и наклоном головы поблагодарила его.
Обладая в высшей степени живым, подвижным умом, проницательным и ясным, хотя и не глубоким, Елизавета отлично умела поддерживать разговор.
Она очень умело обратила разговор на всегда интересную для герцога тему, а именно об его лошадях. Желая быть до конца любезным, Бирон, зная, как любит цесаревна лошадей, тут же предложил ей чудного вороного жеребца Султана.
— Я сам выездил его для вас, ваше высочество, — сказал он, — я не знаю лучшей лошади. Она ничего не боится,
Елизавета от души поблагодарила его.
Затем герцог совершенно конфиденциально спросил цесаревну, якобы по поручению императрицы, нет ли у нее тяготящих ее долгов и не нуждается ли она в деньгах.
Елизавета вспыхнула. Действительно, ей далеко не хватало получаемого содержания. По природе она была страшно расточительна, любила роскошь, чуть не каждый день меняла платья, башмаки и белье и, кроме всего, в чем ей было бы, может быть, труднее всего сознаться, очень любила хороший, изысканный стол и дорогие, сладкие вина. Она ела несколько раз в день, по два раза завтракала, по два раза обедала, и у нее был еще ранний и поздний ужин. А так как она была человек общительный и нрава веселого, то и не любила кушать одна. Лесток, тоже большой гурман, подыскал ей двух французских поваров, и, кроме того, она имела несколько русских поваров, умеющих готовить и постный стол, и специальные русские блюда.
Видя ее замешательство, герцог сейчас же заявил, что императрица не может допустить, чтобы ее сестра в чем-либо терпела недостаток, и потому сейчас же просил отправить в дворцовую контору все неоплаченные счета и заявил, что отныне цесаревна будет получать на двадцать тысяч рублей в год более и что за первый же год деньги ей будут выданы немедленно.
Зная от Лестока о тяжелой болезни императрицы, от которой, по мнению того же Лестока, ей не суждено поправиться, Елизавета отлично понимала ведущуюся на ее счет придворную игру. Она знала, какой крупный козырь представляла она собою в этой игре. Замечательнее всего было то, что Анна Леопольдовна во всех этих расчетах совершенно отсутствовала, до такой степени считали ее несущественным препятствием.
При разгоревшейся борьбе между Волынским и Бироном, при их явном желании перетянуть ее на свою сторону, Елизавета была с обоими внимательна и любезна, оставляя за собой свободу действий. Если по смерти Анны Волынский хотел сыграть роль Меншикова, то приблизительно того же желал и герцог. Женив своего сына на цесаревне и возведя ее на престол, он безусловно остался бы на первом месте. Причем, зная веселые обычаи Елизаветы, надеялся играть и активную роль.
Елизавета знала это, но притворялась непонимающей. Герцог начал жаловаться на придворные интриги.
Елизавета сочувственно слушала его.
— Миних ненавидит меня, — говорил герцог. — Остерман вечно подкапывается под меня. Волынский — мой открытый враг…
Затем герцог перевел разговор на то, что надо бы Елизавете выйти замуж.
— Что ж, найдите хорошего жениха, ваша светлость, — засмеялась Елизавета.
— Да, — серьезно начал герцог, — жених должен быть владетельной особой или наследником владетельной особы, ну, какого-нибудь герцогства, желательно близкого к России.