Тайна прикосновения
Шрифт:
А теперь мы прошествуем с вами в другую лабораторию, туда, где не прекращаются усилия мускулов, ума и воли. Сами люди говорят: «Труд создал человека». И они правы. Тогда чем же занимался всё это время я сам?
Творец засмеялся своим негромким смехом и простёр правую руку вперёд, туда, где среди плакучих ив виделись небольшие ворота со скромной надписью «Добро пожаловать!».
Глава 3. ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ!
Иван Петрович Марчуков осторожно преодолел несколько заметённых снегом ступенек, спускаясь вниз с
Кобыла нетерпеливо скребла копытом снег. Марчуков освободил её от попоны, сел в сани и тронул вожжи:
— Но, милая!
Серая в яблоках лошадь, прижимая уши от налетевшего ветра, вытянула шею и зашагала, постепенно ускоряя ход. Иван любил эту лошадь за особенную деликатность, она никогда не показывала характер, как, например, своенравная Аргентина. Сегодня он отказался от услуг конюха Ускова, обычно повсюду сопровождавшего своего начальника.
Дорога домой кажется короче, да и животное идёт резвее. Следы саней на накатанной дороге уже почти замело, и Марчуков, поглядывая на редкую лесополосу, посаженную вдоль дороги, заметил, что стало смеркаться. Главное миновать засветло лесистую местность, шли разговоры, что здесь объявились волки. При этой мысли Иван оглянулся на женщину: она, склонившись над ребёнком, чему- то улыбалась, но, словно почувствовав взгляд мужа, подняла голову, её побледневшее лицо светилось счастьем.
Кончилась лесополоса, и они въехали в мелкий перелесок. За кустами ракитника начинался овраг, и откуда-то с той стороны, где среди редких деревьев снег был глубок, раздался вой волка. Резеда рванула вперёд с удвоенной прытью, Иван засунул руку за пазуху, нащупывая семизарядный наган.
Снег продолжал падать, ветер закручивал снежные змейки под копытами лошади, швырял в лицо: более чем на десять метров уже ничего не было видно впереди — Резеда угадывала дорогу только одной ей известным способом.
— Ваня! Смотри! — крикнула женщина.
Марчуков повернул голову и увидел волка. Он бежал по санному следу размеренно, не торопясь, не стараясь сократить дистанцию. Скорее всего, ждал, когда подоспеют остальные. А может, собратья пустились наперерез и встретят их там, где дорога делала поворот? У Ивана внутри похолодело, он уже пожалел, что не взял с собой конюха с ружьём.
Марчуков передал вожжи жене и, достав револьвер, стал дуть на пальцы. Промахнуться было непростительно: этот серый должен упасть с первого выстрела, тогда остальным отобьёт охоту. Он лёг на сани и прицелился в тёмное пятно, двигающееся за ними. Выстрел прозвучал сухой, хлёсткий. Иван услышал повизгивание: так скулит собака, которую ударили. Пятно исчезло. Марчуков вздохнул с облегчением и снова взялся за вожжи.
Кажется, он рано радовался: через десять минут уже несколько хищников бежали за ними по санному следу. Голод заставил стаю выйти на дорогу, а кровь собрата на снегу только возбуждала их инстинкты. Теперь волки станут обгонять лошадь и затем набросятся на неё. Иван знал случай, о котором рассказывал его отец. Безоружные люди ничего не могли поделать.
Известно было, что его конюх возит с собой в санях странное оружие. Длинный трёхгранный штык, прикреплённый к черенку из-под лопаты. «Зачем тебе?» — как-то спросил Марчуков. «Так, на всякий случай», — усмехнулся Усков. Кажется, этот случай наступил. Правой рукой Иван нащупал под соломой черенок и протянул жене:
— Паша, если что, коли что есть силы!
Она бережно уложила рядом с собой свёрток с ребёнком, накрыла его тулупом, стала над ним на колени, принимая в руки оружие. Ни тени страха в глазах молодой женщины. Эта умрёт, а не сойдёт с места!
Лобастый волк приблизился к саням метров на пять, остальные бежали поодаль. Резеда, храпя и косясь глазом на сторону, неслась изо всех сил.
Иван выстрелил, целясь в низко наклоненную пасть с вывалившимся набок языком. Волк ткнулся мордой в снег и перевернулся через голову.
Это не остановило стаю, тем более что третий выстрел не попал в цель — сани сильно качнуло. Казалось, это не живые существа, а бесплотные духи несутся за ними следом в ускользающем дневном свете. Царь этих призраков — голод, и, чтобы сохранить стаю, они жертвуют своими соплеменниками.
Четвёртого выстрела не последовало. Иван принялся крутить барабан, ещё и ещё раз нажимал на спусковой крючок нагана, направленного на хищников. Безотказное оружие не могло подвести, значит, дело в патронах.
Волки поравнялись с санями, и председатель всё ещё пытался выстрелить. Вдруг он увидел, как «лобастый» закувыркался в снегу и остался лежать в том месте, где упал. То же самое произошло с его собратьями. Бесплотные серые духи стали пропадать из поля зрения, они растворились в наступающих сумерках, как наваждение, как страшный сон.
В это трудно было поверить, тем более что сани с четой принимали в свои объятия ночь и метель, разыгравшаяся с новой силой. По тому, как Резеда успокоилась и перешла на ровную рысь, Иван понял, что опасность действительно миновала — лошади чувствуют волка издалека. Он обнял жену, та прижалась к его щеке мокрым лицом: она плакала, и слёзы растворялись в мокром слепящем снегу. Но это длилось совсем недолго. Она огляделась вокруг и крикнула мужу сквозь завывания ветра:
— Ваня! Смотри, вон три ветлы виднеются в темени! Мы проскочили поворот!
— Глазастая ты моя. — сказал Иван и натянул вожжи. Он сошёл с саней, взял лошадь под уздцы, стал разворачивать. Бока кобылы раздувались, от спины поднимался пар. Успокаивая Резеду, Иван погладил голой ладонью её мягкие губы.
Иван не мог поверить, что всё уже позади. Его любимая Резеда спасла родившегося мальчика, спасла себя. Оступись она, сойди в сторону с накатанной дороги, что немудрено в такую метель, и стала бы добычей серых хищников! И что было бы с ними, с маленьким сыном? Успокаиваться рано, твердил он себе, надо найти поворот в этой темени.