Тайна Ретта Батлера
Шрифт:
Рэтт смотрел на утонченный профиль женщины. Теперь она уже не казалась ему такой загадочной и далекой, ведь Сьюзен шла с ним под руку и время от времени сжимала его локоть, пыталась взглянуть ему в глаза, но тут же отводила взор.
Наконец-то Рэтт Батлер вспомнил, что она до сих пор не знает его имени.
— Извините, что я не представился: мое имя Рэтт Батлер.
— Вы наверное не из этих мест? — робко спросила Сьюзен.
— Да, я родился в Чарльстоне.
— О, это далеко, — воскликнула женщина. — Я сама
— Откуда же вы?
— Я из Саваны, — и женщина задумчиво посмотрела в глубокое ночное небо, накрывавшее собой всю землю.
— Сьюзен, ты знаешь, как находить дорогу по звездам?
— Немного, ведь мой отец был моряком, — она вновь посмотрела на небо и протянула к нему свою руку, так, словно хотела коснуться пальцами звезд. — Вот это Полярная звезда, она всегда неподвижна, что бы ни происходило вокруг. Другие звезды движутся, а она нет.
— Она находится над полюсом, поэтому всегда неподвижна, — заметил Рэтт Батлер и тут же мысленно выругал сам себя.
«Какую чушь я несу, неужели об этом можно говорить с женщиной, которую лишь час назад продал с торгов муж? Ведь я даже не могу себе представить, что творится у нее в душе».
— Сьюзен, ты, наверное, голодна? Может, пойдем поужинаем?
— Нет, — качнула головой женщина, — я сейчас не могу есть, мне кусок не полезет в горло. Я сама до сих пор не верю в то, что произошло.
— Не надо отчаиваться, — попытался ее утешить Рэтт Батлер, — все в жизни бывает. Завтра твой муж проспится и вновь будет нормальным человеком.
— Нет, мистер Батлер, вы себе не представляете, какой человек мой муж. Он совсем сумасшедший, особенно когда выпьет.
— Но он не похож на бездельника и оборванца, — сказал Рэтт Батлер, — выглядит вполне прилично…
— В том-то и дело, — глаза женщины сверкнули, — он умеет пустить людям пыль в глаза и почему-то все жалеют его, а не меня. Я бы не сказала, что у меня ангельский характер, но терпеть его выходки у меня уже не осталось сил. Месяц тому назад он закрыл меня в погребе, и я просидела там трое суток. Там были крысы, и я чуть не умерла от страха.
Рэтт Батлер усмехнулся.
Женщина вздрогнула.
— Вам смешно, а мне нет.
— Да и мне не смешно, — пожал плечами Рэтт, — просто все так глупо, и я, наверное, выглядел идиотом, когда предложил за вас пятьдесят долларов.
— Вы, мистер Батлер, жалеете об этом?
— Ничуть, мне не жалко денег, мне жалко вас. Что вы теперь будете делать?
Женщина пожала плечами, и Рэтт Батлер почувствовал, что она тихо-тихо заплакала.
Рэтт обнял ее за плечи.
— Не надо, Сьюзен, плакать, все равно это не поможет.
— Мистер Батлер, — прошептала Сьюзен, — увезите меня от него, возьмите с собой, я буду вам прислуживать…
— Нет, — покачал головой Рэтт, — у меня не такая жизнь, чтобы подвергать опасности и тебя.
— Я не боюсь опасностей, я вообще ничего
— Сьюзен, но ты же сама говорила, что боялась крыс, а люди куда страшнее их.
— Так это было в погребе, а на свету я ничего не боюсь.
— А сейчас ночь, — улыбнулся Батлер, — ты не боишься идти рядом со мной? Ведь ты не представляешь, какой я человек.
— Нет, в вас, мистер Батлер, чувствуется благородство и вы добрый. Ведь вы пожалели меня…
— Жалость — не лучшее из чувств, — ответил Рэтт, — я уже в этом убедился. Оно иногда куда страшнее, чем ненависть.
— Почему? — удивилась женщина.
— Я уже однажды пострадал из-за жалости, иначе бы не скитался в этих краях. Но если ты, Сьюзен, не хочешь возвращаться к мужу, может, тебе лучше вернуться к родителям?
Женщина горько усмехнулась.
— Я бы уже давно вернулась, но мои родители погибли.
— Мне очень жаль, Сьюзен.
И она принялась рассказывать о своих несчастьях. Казалось, ей от этого становится легче.
Она говорила о том, как сгорел ее дом, как погибли в огне родители.
И Рэтту Батлеру очень ярко представлялись его родные места.
Он вспомнил свой дом, вспомнил не только Чарльстон, но и Савану, он уже видел отсветы пожара, слышал крики людей, бегающих в бессильном желании помочь.
— Мой отец был шкипером, — говорила Сьюзен, — он возил хлопок, хлеб… А мы с мамой ждали его, ходили встречать. Казалось, ничто и никогда не омрачит нашу счастливую жизнь. Родители меня любили, ведь я была единственной дочерью. А мой отец вообще никогда не пил. Не улыбайтесь, мистер Батлер, бывают моряки, которые в рот не берут спиртного.
Рэтт Батлер слушал неторопливое повествование Сьюзен и представлял себе ее еще девушкой — трогательной и юной.
Ей, наверное, было лет шестнадцать, когда она сидела на плетеном стуле в домике, где жила вместе с матерью и занималась рукоделием. Она сидела в одном углу, мать в другом, занимаясь той же работой.
Временами мать, опустив иглу, задумчиво смотрела на дочь, и солнце, проникая в дверь, освещало голову молодой девушки. Лучи его, словно попав в непроходимую чащу, терялись в густой массе ее распущенных каштановых волос.
А ее лицо, лицо Сьюзен, стоящей теперь рядом с ним на ночной улице, уже тогда обещало стать красивым. В нем, наверное, была скрытая прелесть и очарование.
Правда, сейчас на него накинута пелена грусти, морщинки невзгод, но это не делает ее менее красивой. Даже эта неподдельная грусть и та к лицу женщине.
«Но почему я считаю себя вправе распоряжаться ее жизнью? — задумался Рэтт Батлер. — Неужели только потому, что я единственный из всей толпы решился включиться в этот нелепый аукцион, купил за пятьдесят долларов молодую женщину? Ведь даже негры-рабы стоят дороже».