Тайна рукописного Корана

Абу-Бакар Ахмедхан

— Убирайтесь-ка вы лучше к своему султану «аллахичун-ватаничун», — поддразнивала аскеров отважная горянка, а турки тем временем все ближе подбирались к ней. Раздалось еще несколько выстрелов, и горянка на них уже не отвечала. «Наверное, они убили ее?» — подумал Саид Хелли-Пенжи, бежавший к своему ошалевшему коню. Но не успел еще он поймать коня за уздечку, как из подворотни выскочила горянка, схватила коня, легко вскочила в седло и быстрее ветра умчалась из аула.

— Эй ты, это мой конь! Остановись! — кричал ей вслед Саид Хелли-Пенжи, но было поздно. — Проклятье!

Он выхватил наган

и стал стрелять в ту сторону, куда унесся конь с горянкой, но тщетно. Саид взревел от злости. Куда девалось восхищение смелостью женщины. Он подлетел к Ибрахим-бею и крикнул:

— Дайте мне коня, я догоню ее!

— Убирайся вон! Пока цел!

— Дайте коня, прошу вас, она угнала моего, и я доставлю ее к вам.

— Уже не догонишь, — с досадой махнул рукой Ибрахим-бей и, подозвав адъютанта, приказал сжечь все хлеба на току и на полях.

Сделав свое черное дело, похоронив убитых аскеров, чуть поредевшая в стычках сотня Ибрахим-бея двинулась к Усиша.

— Ты пойдешь с нами! — сказал турок Саиду Хелли-Пенжи.

— Сейчас не могу. — Саид изъяснялся с ним на смешанном языке — несколько слов из кумыкского, несколько из азербайджанского языка, но турок хорошо его понимал. — Мне надо навестить свою больную тетку, господин офицер. Прошу вас, уважаемый…

— Пойдешь с нами, говорю я тебе! — тоном, не терпящим возражений, повторил Ибрахим-бей.

— Зачем я вам нужен?

— Будешь нашим проводником и переводчиком. К тетке мы тебя отправим, когда завершим свою миссию. А пока скажи, кто ты?

— Я правоверный мусульманин…

— Мусульмане, как видишь, теперь разные.

— Да, твоя правда, — кивнул Саид, идя рядом с конем Ибрахим-бея. — Я готов служить вашему знамени, но…

— Никаких «но»! И поклянись на коране служить нам верой и правдой, не то…

— Но господин паша…

— Я все сказал.

— Тогда дайте мне коня, как же я могу служить вам, вы верхом, а я пеший. Я ведь отчасти благодаря вам потерял своего коня. Конный пешему не друг…

— И мой конь что-то захромал. Проклятый кузнец в Киша, видно, загнал гвоздь в мясо!.. — в сердцах проговорил Ибрахим-бей. — Люди здесь позабыли аллаха… И тебе я тоже не поверю, пока не поклянешься!..

И Саид Хелли-Пенжи поклялся на коране, услужливо поданном ему адъютантом юзбаши. [10] После этого ему дали коня, надели и феску.

— Чем ты до сих пор занимался? — спросил Ибрахим-бей.

— Добро искал.

— Где?

— В Большом ореховом лесу.

— Выходит, лесной брат? Ну и что ж, нашел добро?

— Ничего я не нашел, кроме этих ран! — Саид показал свои руки. — Авось с вами найду. Не здесь, так, может, в Турции.

Забыл, видно, горец завет предков: умри, но родной земли не покидай!

10

Юзбаши — сотник (тюрк.).

— Мы прибыли сюда по воле аллаха, хотели помочь вам…

— Да воссияет на земле и на небе слава аллаха! — согнувшись в учтивом поклоне, проговорил Саид, а про себя подумал: «Хорошо бы войти

к ним в доверие, — и может, правда заберут меня с собой…»

— За годы владычества в Дагестане русские, с тех пор как пал могущественный трон третьего имама, вышибли из горцев всякое благоразумие. Но аллах велик, и с его помощью мы вернем вас под небо единоверия! Ты согласен со мной?

— Я молюсь за это! — ответил Саид Хелли-Пенжи.

— Хорошо ли ты знаешь здешние дороги?

— Любое четвероногое животное могло бы мне позавидовать!..

— Тем лучше. В таком случае ты прямиком поведешь нас к нашему кунаку, который ждет нас у предгорья…

— Хоть к самому дьяволу, моя тропа слилась с твоей, дорогой Ибрахим-бей, и я обнаруживаю в себе, что рад этому.

— А ты языкастый! Не знаю только, к добру это или нет?..

— Языкаст, да неудачник.

— С нами познаешь удачу.

«Поживем, увидим», — подумал про себя Саид Хелли-Пенжи.

— А знаешь ли ты нашего кунака, хозяина талгинских владений?

— Кто на плоскости не знает этого дьявола в облике человека. Кому неведом этот набитый соломой мешок, этот хромой бес. Этот…

— Ну хватит, хватит! Ха-ха-ха, я вижу, он тебе крепко прищемил хвост! Ха-ха-ха!

— Хитер и коварен ваш кунак.

— Это не порок. Хитрость — лучшее оружие, утверждает наш пророк.

— На нем кровь моих лесных братьев. И меня он ловко обманул. Но я еще отомщу ему!

— Ну, ты брось! Знай, если хоть один волос упадет с его головы…

— А у него их и нет, волос-то. Лыс, как шайтан, и жирный, точно свинья. Я должен во что бы то ни стало отомстить ему!..

— Считай, что я предупредил тебя. После доброй драки люди становятся друзьями, и ты помиришься с ним.

— Волк лисе не друг.

— И все же тебе придется уступить.

— Посмотрим, — нехотя выговорил Саид Хелли-Пенжи, говорится же у горцев — на чьей арбе едешь, того и песню пой. — Видно, аллах мне вас послал. А я-то уж думал у своей старой тетки обрести хоть недолгий покой.

— Нет в этой жизни покоя. Покой в могиле! А туда мы еще успеем, не сегодня, так завтра будем там. Сейчас же поспешим к Исмаилу, он, наверно, заждался. Мы обещали ему еще на той неделе прибыть. Не знаешь, много ли у него людей?

— Не знаю! Знаю, что баранов много…

Вперед был выслан дозор из трех всадников: мало ли что может приключиться в этих проклятых горах…

Вступая в Дагестан, Ибрахим-бей был полон самых радужных надежд в отношении горцев, очень верил, что они встретят его с распростертыми объятьями. Он считал свою миссию очень почтенной для правоверного: шутка ли, ему поручено вернуть в лоно истинной веры заблудшие души некогда славных своей особой храбростью, воинственных горцев. Юзбаши готов был костьми лечь, чтобы оправдать оказанное ему доверие. Однако уверенность Ибрахим-бея в том, что удача дастся легко, очень скоро поколебалась в его душе. На деле все получалось не так, как он того ждал. И в мозгу уже не раз копошилась мысль: «И зачем мне все это нужно? Не лучше ли воротиться к себе домой…» Легко сказать, воротиться, а что он скажет тем, кто послал его сюда? Никто его не поймет. Вышвырнут из армии, и дело с концом. А как тогда жить? Он не мыслил себя вне армии.