Тайна серебряного гусара
Шрифт:
А лысоватый даже улыбнулся:
— Газету в школе, что ли, делаешь?
— Нет. Сочинение на лето задали. Про профессию. Я хочу про вас.
— Про нас? — удивился огненно-рыжий. — Писал бы про докторов или там… про инженеров. Опять же шофера на свете есть, слесаря. Почему про нас?
— А мне нравится ваша профессия, — уверенно заявил Кирилл. — Я собак не люблю. Они кусаются.
— Кусаются, — согласился лысоватый. — Ох и кусаются, твари!
— Ладно, спрашивай побыстрее, — нахмурился огненно-рыжий,
Но он не стал рассказывать мальчишке, что произошло вчера. Да Кирилл и сам знал, поэтому на рассказе не настаивал.
— Наверное, очень трудно бросать аркан? — спросил он и с уважением пощупал стальную проволоку.
— Когда наловчишься, совсем не трудно, — откликнулся лысоватый. — Гляди!
И в мгновение ока Кирилл оказался в аркане. Стальная петля довольно жестко обхватила его за туловище, и Кирилл испуганно попытался вырваться.
— Не дергайся, а то пиджачок порвешь, — улыбнулся собачник и освободил его из аркана. — Не боись! Людей в арканы мы не ловим. Только собак.
И тут Кирилл увидел условленный знак. Илюшка, удаляясь в засаду, махал ему рукой.
Это значит, все получилось, собаки свободны, можно уходить.
— Спасибо, — торопливо сказал собачникам Кирилл. — Я пойду. Сочинение писать надо.
— Да ты испугался, что ли? — вслед ему рассмеялся огненно-рыжий. — Вот маменькин сынок! Ладно, поехали дальше.
И тут собачники замерли от изумления; в фургоне не было ни одной собаки, а железная дверь по-прежнему была защелкнута наглухо.
— Пацан! — заорал огненно-рыжий. — Это он! Мерзавец!
— Как же он? Он с нами был.
— Отвлекал, значит! А эти, вчерашние, собак выпустили!
— Да не было их здесь! Сам, наверное, плохо щеколду задвинул.
— Ну, да! — усмехнулся огненно-рыжий. — Я плохо запер, а собаки выскочили и дверку за собой прикрыли! Так, что ли?
— Чего орешь?
— Чего ору? Опять план не выполнили! Опять!
— Ну, давай разыщем этих малолеток. Мы же знаем, где они живут.
— Чтобы опять от их папаши про нарушения выслушивать! Нарушаем же! Кто днем собак отлавливает? Запрещено это! А все ты — не могу по утрам, не могу, в ночную смену подрабатываю. Будет тебе ночная смена, если этот папаша жалобу на нас накатает!
Ребята все это время таились в кустах и покатывались со смеху, слушая перебранку собачников.
Они вышли из засады, только когда фургон укатил восвояси.
Ребята вернулись во двор, счастливые своей новой победой. Больше всех радовался Кирилл, потому
Он даже гордо думал о том, что если бы понадобилось, то он мог отвлекать собачников еще и полчаса, и час, задавая им вопросы.
Кирилл еще не успел уйти на урок к Софии Львовне, когда во дворе появился новенький грохочущий мотоцикл. Оля и Илюшка разинули рты — такого они в своем дворе никогда не видели.
Но еще больше они удивились, когда с заднего сиденья мотоцикла спрыгнула Олина мама и расстегнула мотоциклетный шлем.
Она увидела дочку и представила ей мотоциклиста в коричневой каске:
— Познакомься, Оля. Это Максим. Я тебе про него рассказывала.
Но Ольге было не до Максима. Ее горящие глаза были прикованы к ярко-красной «Яве» новой модели. Вот это мотоцикл!
— Это тебе, — сказал Максим и протянул Ольге большую куклу в картонной коробке.
— Спасибо, — ответила Оля и тут же передала коробку маме, даже не взглянув на кудрявую куклу.
Она по-мальчишески пожала Максиму руку и деловито спросила:
— Это твой мотоцикл?
— Мой, — немного растерянно и смущенно признался Максим.
— «Ява»?
— «Ява».
— Последней модели?
— Да.
— А можно по нему полазать?
— Можно, — уже весело улыбнулся Максим и пошел с Олиной мамой в подъезд, а Ольга, Илюшка и Кирилл, как маленькие мураши, облепили мотоцикл…
Вечером мама зашла к Оле пожелать спокойной ночи и тихонько спросила:
— Ну, как тебе Максим? Понравился?
— Угу… — сонно пробормотала Оля. — А мотоцикл у него просто отличный! «Ява»! Новая модель! Он к нам еще приедет?
— Конечно.
— Вот здорово! В следующий раз я попрошу, чтобы он нас покатал. Всех! По очереди! Меня, Илюшку и Кирилла! Ладно, мам?
«Дорогой Николенька!
Где Вы теперь? Живы ли?
Мы следим за стремительным продвижением Вашей 8-й армии ко Львову. В газетах пишут о бесконечных сражениях и многочисленных потерях.
Я временами просто впадаю в безумие. Что, если Вы серьезно ранены? Что, если Вы где-нибудь убиты?
Боже мой, Николенька, зачем Вы выбрали себе такой путь?
В Петербург эшелон за эшелоном привозят раненых. И в каждом раненом я вижу Вас.
Однажды мы с папой стали невольными зрителями страшной сцены: у госпитальных ворот выгружали раненых с оторванными руками и ногами. Грязные, наспех перебинтованные обрубки. Неужели и с Вами может такое произойти?
Только Вы не подумайте, Николенька, обо мне ничего низкого. Если с Вами что-то случится, я даю Вам слово: я всегда буду рядом.