Тайна "Сиракузского кодекса"
Шрифт:
— Славный копь, — сказал Али.
— Да. Его зовут Беллерофон.
— Они по этому коню узнают тебя, господин.
— Да.
Али наблюдал за дворцом. Гонцы начали появляться за час до того, как Теодос сел на Беллерофона. Не в силах отгадать уловок сына, императрица предприняла собственные меры предосторожности. За неделю до встречи с ним она собрала легион скороходов, чтобы в случае, если ему удастся почему-то вырваться из дворца, сын не ушел из ее рук. Как только Теодос показался во дворце, поэт, известный тонкостью описаний в своих стихах, возможно, некий Павел Силентарий, продиктовал подробное описание внешности юноши: одежду и повадку, лицо и возраст. Конь тоже был приготовлен заранее. Подробное описание Али было получено
В каждом передаточном пункте, на расстоянии около ста стадий, или десяти миль, ждали два гонца. Первый, выслушав описание Теодоса, отправлялся назад в Константинополь, второй же в направлении от столицы. Все они высматривали Теодоса, но еще пристальнее — приметного Беллерофона. Человек может изменить внешность. Но Беллерофон выиграл множество воскресных скачек на ипподроме и зачал много великолепного потомства. Такого знаменитого жеребца не спрячешь.
Эти посланцы не умели читать — более того, ради сохранения тайны им запрещалось овладевать этим искусством. Описание Теодоса передавалось из уст в уста. Заучив его со слов прибывшего, удаляющийся от дворца гонец получал свиток с письменным описанием и отправлялся в путь. Первый гонец дожидался возвращающегося скорохода, получая, таким образом, час на отдых. Тот же порядок повторялся на каждом следующем дорожном пункте до двенадцатого от столицы, примерно в ста двадцати милях от нее, и на каждой дороге, уходящей от него, ждали несколько гонцов. Здесь грамотный эскувитор принимал доставленный свиток и зачитывал его вслух. Таким образом, информация расходилось центробежно от дворца властителей, а известия стекались к нему центростремительно. Сборщики сведений во дворце быстро установили, что Беллерофона и Теодоса видели только на одной дороге — на дороге к Анхиалу.
Пока не было признаков отклонений от намерений, высказанных Теодосом, — вернуть перстень и Али, императрица не наносила удар. Она уверенно полагалась на жадность своего сына — еще одно доказательство их родства, — которая должна была вернуть его к дверям дворца, к самым вратам гибели.
Али с Теодосом, заметив гонцов, переменили свой план соответственно. Договорившись, что чем дальше они окажутся от столицы, тем лучше, Али снова скрылся из вида, и Теодос поехал на север один. Заметив время появления скороходов, Али выбрал момент. Поздно вечером второго дня Теодосу встретился ежечасный гонец на юг. Едва тот скрылся вдали, Али присоединился к своему господину. Они перевели своих лошадей на шаг, и очень скоро их обогнал новый бегун на север. Когда он поравнялся с ними, Теодос свалил его ударом меча плашмя. Они оттащили бесчувственного юношу в кусты. Поодаль от дороги Теодос переоделся в одежду гонца, а Али — в одежду Теодоса. Затем они убили обнаженного гонца и скрыли его труп, насколько позволяла спешка. Они расседлали и отпустили трех запасных коней, отогнав их к западу от дороги в надежде, что любой крестьянин, поймав хорошую ничейную лошадь без эмблем и значков, вряд ли станет сообщать о ней властям.
Беллерофон, однако, представлял отдельную проблему, и это великолепное животное они оставили при себе, как и ту малость неприметных денег, которая у них имелись. Оружие Али и лишнюю одежду закопали, прикрыв кошелем с золотыми солиди, в расчете, что если на захоронку наткнется кто-либо, кроме императорских агентов, улики вполне могут исчезнуть бесследно.
Потом Али с Теодосом вдвоем сели на Беллерофона, и скакун быстро наверстал потерянное время. Сочтя, что поравнялись с местом, которого должен был достичь убитый гонец, Теодос сошел с седла, попрощался с Али и
Али вспоминает, как трудно было ему, сидя в седле, сдерживать Беллерофона, пока их общий господин не скрылся за следующим холмом, убегая, подобно скороходу, навстречу в лучшем случае неверной судьбе. Хотя гонцы, как и сам Али, не умели читать, все они слышали описание подлинного Теодоса. В его же пользу был факт, что эти посланцы, как того требовало их занятие, все были в расцвете юности и здоровья, так что Теодос легко мог затеряться среди них. Беллерофон же по своей исключительности оставался их лучшим прикрытием. Белый, как новенький парус, в шестнадцать пядей ростом — его невозможно было спутать с другим конем.
Следующий посланец, направлявшийся в Константинополь, явно принял Али за Теодоса. Пять минут спустя Али рискнул обернуться. Гонец уже скрылся на юге. Али тут же развернул Беллерофона и шагом двинулся на юг. Полчаса спустя, повстречавшись с гонцом на север, он сбил его, оттащил бесчувственного юношу от дороги в овражек, переодел в одежду Теодоса и убил. Отрубив голову и старательно изувечив лицо, он спрятал ее отдельно от тела.
Теперь, одетый в одежду убитого гонца и сохранив из имущества своего господина только его острый кинжал, Али снова сел на коня и погнал Беллерофона на север, пока не счел, что продвинулся на милю дальше того места, где оказался бы сейчас гонец, останься он в живых, между тем как со следующим посланцем на юг он еще не столкнулся. И здесь, говорит нам „Кодекс“, Али совершил самое трудное деяние.
Беллерофон был великолепен: горячий, послушный и благородный конь — по словам Али, достойный царя. И потому, заведя коня в гущу деревьев, Али прочитал молитву, как за царя, прежде чем перерезать ему горло.
Пешком, ровной побежкой профессионального бегуна, Али покрыл пять или шесть миль, направляясь к следующему передаточному пункту где, к своему облегчению, нашел у колодца Теодоса, дружно евшего оливки вместе с двумя-тремя другими юношами. Среди них был направлявшийся на юг гонец. Никто как будто ничего не подозревал. При появлении Али Теодос вскочил на ноги, словно заждавшись.
— Где Фанос? — громко спросил он.
— Он наступил на гадюку, — отвечал Али.
Они задержались ровно настолько, чтобы обменяться паролем, который понадобился бы каждому для свободного прохода на север: этот пароль Теодос успел выспросить у посланного на юг гонца. Если на последнем участке никого не видели, гонец должен был сказать „отис“ — по-гречески „никто“ или „никого“…»
— Ни хрена! — вырвалось у меня.
— В чем дело? — спросил Бодич, задержав зажигалку под очередной сигаретой.
— Ш-ш-ш, — шикнула Мисси.
— Тихо, — пробурчал Дэйв.
— Остановить запись? — спросил Бодич.
— Нет! — одновременно возразили Мисси и Дэйв.
— Нет, — тихо отозвался я и покачал головой.
«…видели одного Беллерофона, — продолжалась запись, — тогда паролем становилось слово „альфа“, а „бета“ означало Беллерофона с Теодосом. Ключевым же паролем служила „гамма“, означавшая двух людей и Беллерофона была ли при них вторая лошадь, значения не имело. И в случае „гамма“ он должен был заметить положение солнца и номер следующего верстового столба. Через час после получения сигнала „гамма“ императрица намеревалась нанести удар.
Расхаживая вокруг колодца, тяжело дыша и положив руки на пояс, Али провожал взглядом Теодоса, ставшего теперь очередным посланцем на север. Гонец на юг, успевший за это время перевести дух, был не прочь посплетничать, пока отдыхает Али. Разговор он вел о том, как глуп Теодос; о том, что станется с Теодосом, когда императрица сочтет, что пора вернуть его; и как замечательно будет посмотреть вблизи на Беллерофона. В его болтовне не проскользнуло ни намека на родство между императрицей и ее жертвой. Эта информация оставалась тайной.