Тайна Соколиного бора
Шрифт:
Только теперь Виктор убедился в том, что первый оклик ему не послышался.
— Кто? — снова раздался голос из-под сосны.
— Устюжанин, ребята.
На дорогу вышел человек:
— Закурить у тебя найдется, товарищ Устюжанин?
— А как же!
Кони тяжело дышали, поднимая и опуская бока. Глухо шумел лес, гудел в верхушках деревьев ветер, еще больше подчеркивая тишину. Виктор прислушивался к разговору Устюжанина с незнакомцем и думал о том, что могла означать сказанная Лене цифра. Уже позже он узнал, что каждый день партизаны
— Как дела? — поинтересовался часовой прикурив. — Рванули?
— Рванули! — с достоинством ответил Устюжанин и в нескольких словах рассказал о дерзкой операции.
— Молодцы! А мы сторожим, — вздохнул часовой и попросил: — Махорочки не дашь? У ребят без курева уши пухнут.
— Почему же не дать… А что тут у вас? Командир дома?
— Командир выехал, а комиссар здесь.
Сани двинулись дальше. Виктор думал, что на этом их путь окончился, но время шло, светало, а мимо по-прежнему проплывали лес, поляны, кусты. Лошади едва плелись. Не дремали только ездовые; все остальные спали, как будто они находились не на двадцатиградусном морозе, а в хате, у горячей печки. Один Леня Устюжанин бодрствовал.
Через некоторое время они въехали во двор. Виктор очень удивился, увидев под ветвистыми соснами много саней и стойла, в которых рядами стояли лошади.
В отряде не спали. Конюхи быстро приняли коней. Бойцы неохотно вылезали из саней, сладко зевая и потягиваясь. По едва заметной тропинке они направились в лагерь. Леня, который за всю дорогу не прикорнул и на мгновение, хоть и не спал уже трое суток, шел пошатываясь. Он будто боялся, что не устоит перед искушением лечь тут же в снег и заснуть непробудным сном.
Узенькая, как нитка, дорожка вползала куда-то в непроходимую чащу. Хотя утренний туман уже разошелся и везде пробивался плотный молочный свет, Виктор не мог заметить ничего, кроме деревьев и снега.
— Десять!
— Четыре!
Протоптанная сотнями ног дорога стала шире и тверже. Перед глазами неожиданно возникло какое-то строение. Виктор заметил его не сразу — только тогда, когда на белом снегу стали отчетливо заметны доски и двери. Длинный низкий барак был весь занесен снегом. Откуда-то потянуло дымом, приятно запахло жильем. И как ни был Виктор поражен всем, что видел, он невольно зевнул, и глаза его на минуту закрылись.
Партизаны подошли к соседнему бараку. Из черной железной трубы густо валил дым.
Устюжанин остановился и обратился к своим товарищам:
— Немедленно спать! Через минуту вернусь — только доложу начальству. Виктора положите, хорошенько накройте шубой.
Вошли в темные сени. Кто-то зажег карманный
Это был барак партизан-подрывников. Они сами его построили, сколотили просторные нары для сна, сложили жаркую печь.
Виктор, как завороженный, оглядывал комнату. Спящие сладко храпели, и у него начали слипаться веки. Кто-то дал ему шубу с подкладкой из волчьего меха и указал место у печки. Мальчик упал на мягкую постель из душистого сена и сразу почувствовал себя совсем обессилевшим. Глаза Виктора закрылись, и теперь уже ничто не смогло бы его поднять на ноги.
«Я партизан!» мелькнула мысль, и сразу же над ним запел ветер, загудели сосны, тихо качнулись сани, а лошади бежали безостановочно, казалось — не вперед, а назад.
«Отчего это они едут назад, дядя?» хотел спросить Виктор, но язык совсем не слушался его, а тело сковал сон.
Комиссар
Проснувшись, Виктор с удивлением осмотрел незнакомое помещение и, вспомнив, куда он попал на рассвете, счастливо улыбнулся.
В небольшое окно пробивался бледный свет, но в бараке было почти темно. Ничего не разглядев, мальчик пополз к окну.
— Выспался, орел? — услышал он голос над собой.
Виктор поднял голову. На верхних нарах, свесив ноги, сидел Устюжанин.
— Выспался, дядя Леня!
Устюжанин спрыгнул вниз:
— Хорошо мы поспали, Виктор! Богатырским сном, семь часов подряд. А теперь умываться! У нас это делается просто: снежком. Не боишься?
Озноб охватил Виктора, когда он вспомнил, как вчера стоял на снегу босой. Но он храбро ответил:
— Ну, подумаешь, побоюсь я снега! Я на снегу и спать бы мог.
— Смотри, какой молодец! Тогда марш умываться! А потом пойдем в мастерскую. Я тебе, брат, такую шинель достану, офицерскую! Одна на весь отряд такая шинель будет. И сапоги тоже, и шапку…
— Мне бы буденновку!
— Можно и буденновку. И жить будешь с нами, подрывниками. У нас ребята, знаешь, первый сорт! Один смелее другого.
— А оружие вы мне дадите?
Устюжанин, набрав в руки снегу, задумался:
— Оружие?..
Покрасневшими руками он мял комок мягкого снега и не торопился с ответом.
— Ну, хоть небольшое… хоть самый маленький пистолетик! Я хочу фашистов бить.
— Ого-го! — захохотал Леня, с удовольствием растирая руки снегом:. — Да ты храбрый!
— А мне что? Стану у дороги, когда фашисты поедут, наведу на них пистолет и выстрелю. И не один раз, а выпущу все пули из пистолета, поубиваю всех, а сам убегу… Вы знаете, дядя, какой я быстрый!
Устюжанин чуть не падал со смеху. Виктор, маленький, коренастый, в широкой фуфайке, сопел носом, все время поправляя наползавшую на глаза непомерно большую фуражку. Леня увидел, что он даже и не думает умываться.
— Ты что же? Говорил, что и спать можешь на снегу, а сам и прикоснуться к нему боишься?