Тайна Спящей Охотницы
Шрифт:
Кухонная суета пошла на пользу: Кит слегка пришел в себя и даже понадеялся, что нужный ответ и вправду вот-вот придет сам собой.
Ужинали молча. Сам Кит боялся что-то спрашивать, догадываясь, почему папа такой задумчивый и мрачный.
За чаем папа, наконец, глубоко вздохнул:
– Князь мне все рассказал.
У Кита в животе стало холодно, будто он не горячий чай, а мороженое проглотил… Хотя он, конечно, догадывался о причинах молчания. Он стрельнул глазами в Жоржа, и тот очень внятно – хитрым иероглифом, сложенным из бровей и губ, - дал понять, что совсем не «всё»
– Умоляю вас, Андрей Николаевич, - взмахнул князь здоровой рукою, а перебинтованную он теперь бережно держал на коленях. – Нет сейчас уже, в вашем веке, никаких настоящих князей… Просто Жорж.
– Хорошо, Жорж, - кивнул папа и внимательно посмотрел на сына.
– И что делать? – спросил Кит с таким ощущением, что не Жорж, а он сам, Кит, всё это время сидел и рассказывал папе о своей вселенской проблеме и о своем неврозе.
– Не знаю, - монументально ответил папа.
Сердце у Кита упало.
– И что делать? – обреченно-потерянно переспросил Кит.
– Подумаем… - сказал папа. – Можно хоть взглянуть на нее?
Кит ракетой улетел к себе в комнату и ракетой вернулся оттуда, как с Марса на Землю, неся голограмму, будто ценнейший образец марсианского грунта, по которому можно будет определить окончательно, раз и навсегда, есть жизнь на Марсе или её там нет ни разу.
Папа положил объемный портрет Спящей Охотницы перед собой на стол, отстранился от него, а потом стал двигать головой так, будто прикидывал, как ему, художнику, писать этот портрет с натуры. Кит не сводил глаз – не с портрета, а с папы… но, что думает папа, к какому выводу приходит, догадаться было никак нельзя.
– Ну… - не вытерпел Кит.
Папа задумчиво пожевал нижнюю губу, и Кит с ужасом подумал, что и папа сейчас скажет: «А фиг его знает…»
Но папа сказал другое, вернее спросил:
– Ты помнишь, как выглядят глаза у этих… чудил в три-дэ?
– Каких чудил? – опешил Кит…
…и князь с ним заодно.
– Да всяких, - махнул рукой папа. – У Шрека, например… ну, и у Кота в сапогах.
Кит вспомнил чудовищную доброту зеленого монстра и душераздирающее обаяние огромных, как свежевымытые тарелки, глаз анимационного котика со шпагой-иголкой, которой он всех затыкал до коликов.
– Прошу извинить, князь… Жорж, - поправился папа. – Я вам потом покажу тех, кого я имею в виду.
– Я, кажется, уже начинаю догадываться, - кивнул прозорливый князь.
– Вот если бы ты их встретил на улице, как живых,- снова папа Андрей обратился к сыну, - ты что бы сказал: есть у них душа или нет?
– Какая душа, если они на улице - просто три-дэ голограммы?! – удивился Кит.
– Ну, это потому что ты заранее знаешь, что они из сказки, а не реальные, - заметил папа. – А вот если бы это была такая точная копия человека, три-дэ копия, с такой же обаятельной мордахой… и глазками… Глазки – главное.
– Папа попытался изобразить «такую мордаху» и «глазки», но у него получилось похоже на Джокера и на Фредди Крюгера, вместе взятых.
– Ты бы мог поверить, что перед тобой настоящий человек с живой душою?
Кит поразмышлял
– То-то и оно! – весомо вздохнул папа. – Это называется искусством различения духов, которым издревле владеют продвинутые монахи. И не только православные, но и другие – буддийские, например… Они всегда точно могут сказать, кто явился им, кто стоит перед ними – живой человек или бездушный страшный демон, прикинувшийся человеком с обаятельной мордахой…
– То-то и оно! – радостным эхом поддержал Жорж папу Кита, чувствуя, что тот принимает его сторону.
А Кит вдруг уныл.
– …Я вообще, думаю, что раньше у всех людей было гораздо сильнее развито чутье на духов… если уж не искусство. По крайней мере, не по себе, страшно становилось, если вдруг появлялась три-дэ фальшивка, а не человек, - продолжал папа. – Современная технократическая цивилизация лишает человека такого чутья. Когда-нибудь сам дьявол… а он уже почти всех убедил, что его не существует… так вот он наводнит земной шар какими-нибудь своими андроидами-очаровашками, и уже никто не сможет догадаться, что они – совсем не люди… А любой монах сразу бы сказал, что это – просто опасные куклы… Да что монах, я думаю, любой крестьянин, привыкший жить в гармонии с природой, с живыми существами… Да и крестьян никаких скоро уже не останется.
– Значит, она – точно кукла? – грустно спросил Кит, которого сейчас заботила не современная технократическая цивилизация, а как раз то, как бы «скоро самому не остаться», как - в перспективе последнему, реликтовому крестьянину.
Папа как проснулся. Он вздрогнул и весь повернулся к Киту. И воззрился на него так, будто вдруг испугался, а сын ли перед ним или, может быть, тоже «три-дэ фальшивка», подосланная темными силами.
– …А что тебе княжна Лиза сказала? – вдруг с обаятельнейшим видом Кота в сапогах спросил папа.
Это был почти нокаут! Кит чуть с табуретки не свалился.
– Ну-у… - промычал он, приходя в себя. – Она говорит, что она живая и мочить ее нельзя… а то это… весь мир рухнет.
– Не рухнет, - уточнил князь. – Просто якобы это создание необходимо для возведения мостов между мирами.
– А княжне кто это сказал? – резко повернувшись к князю, очень оживленно спросил папа. – Неужто вправду – сам пророк Илия?
Нокаут не нокаут… но в нокдаун князь был тоже послан – это факт. Жорж тоже опасно качнулся на своем табурете и растерянно заморгал.
– Так она сама считает, - пожал он плечами. – А кто знает, что ей от нервов привиделось…
– А почему бы и нет? У княжны, как я могу догадаться, душа утонченная, - добавил еще один нокдаун папа. – Может, она действительно избранная.
Брат княжны Лизы от такой гипотезы мгновенно оправился от нокдауна и гневно сверкнул глазами.
– Как скажете… - сквозь зубы согласился он.
Тогда папа посмотрел на сына, потом опять – на князя и мудро улыбнулся.
– По чести говоря, мне, как отцу, более всего дорога безопасность сына. Поэтому я бы предпочел «мочить» это милое создание… на всякий случай, - вдруг вернулся он на прежнюю позицию.