Тайна старой монеты
Шрифт:
— Прошу, — капитан жестом пригласил гостя к столу. — Шапоренко! Где вода?
— Кончилась, — невинно объяснил сержант и пожал плечами.
Капитан показал ему кулак.
— Ноу вода, без вода, — расхрабрился гость.
— За союзников, за нашу дружбу, за победу, — поднял кружку капитан.
— За победу. Гитлер капут. — Блэйк выпил залпом и стоял с широко открытым ртом до тех пор, пока Шапоренко не сжалился и не плеснул ему из фляги воды в кружку. Джимми быстро выпил, проглотил протянутую ему луковицу и еще с минуту не закрывал рот, а потом громкий хохот огласил землянку, и опять громче всех смеялся американец.
— Вы кто по
— У меня нет специальности. Я закончил колледж и пошел к отцу. У него галетная фабрика. Отец умер, и его дело перешло ко мне. Меня интересует, как на сегодняшний день вы оцениваете рубль Константина?
— Трудно сказать, исторические ценности не имеют ценности материальной.
— И все-таки?
Капитан пожал плечами. Блэйк поскучнел, потом спросил:
— А кто вы по профессии?
— Историк.
— Оу, историк. Как говорят, главный урок истории состоит в том, что из нее никто никаких уроков не извлекает.
— Из этой войны человечество обязано извлечь урок, если оно собирается выжить.
Андрей долго не мог понять, что его угнетает. Он вновь и вновь перебирал в памяти события последних дней. Все заслоняла смерть деда. Сначала ему казалось, что жизнь должна остановиться, что больше ничего не должно и не может быть. Но жизнь шла своим чередом, и бытовые заботы, буквально обрушившиеся на него, поначалу оглушили, но постепенно он втянулся в новые для него обязанности. Радостно волновала предстоящая свадьба. Именно в этот момент его охватило чувство чего-то невыясненного и неисполненного. Оно жило в нем подсознательно, то затихая, то вспыхивая с новой силой.
Андрей сидел за письменным столом, обложившись по привычке книгами, и тщетно пытался начать писать доклад, с которым он должен был выступить на заседании студенческого научного кружка. Каждый раз, когда ему казалось, что он наконец уловил нужную мысль, она с необыкновенной легкостью улетучивалась, и он даже не мог вспомнить, что пришло ему в голову. Зато с особой остротой опять вспыхивало гнетущее чувство.
«Пожалуй, недолго и шизофреником стать, — в сердцах отбрасывая так и не понадобившуюся ему ручку, подумал Андрей. — Нет, сегодня ничего не выйдет. Пойду проветрюсь».
Он сложил книги в стопку на краю стола, с сожалением посмотрел на неисписанные листы бумаги и спрятал их в ящик. Когда он стал закрывать его, то обнаружил, что ящик полностью не задвигается. Андрей снова выдвинул ящик и понял, что закрываться ему мешает какой-то листок, сложенный вчетверо. Он узнал его, и сразу стало ясно, что тяготило его все время.
Андрей аккуратно расправил смятый листок и развернул его. Это было полученное им несколько дней назад, уже после смерти деда, письмо, адресованное Александру Васильевичу. Неизвестный Андрей Тихомиров обращался к профессору.
Конечно же, именно из-за этого письма его не покидало беспокойство. Не случайно, наверное, в письме упоминается какая-то история, происшедшая с рублевиком. Следователь должен знать все, решил он. Сейчас же надо отнести ему письмо и рукопись деда. Все, все, что касается рубля Константина, следует сообщить Туйчиеву. Теперь он видел в этом свой долг, долг перед памятью покойного деда, для которого монета значила так много. Но тут же Андрей поймал себя на мысли: сейчас в письме он увидел просто призрачную возможность обелить Нину, снять с нее известное лишь ему подозрение, тяжкий груз которого он нес, не решаясь рассказать
Арслан внимательно выслушал сбивчивый рассказ Андрея и лишь потом познакомился с содержанием письма.
«Глубокоуважаемый Александр Васильевич! Рискуя оказаться до неприличия назойливым, я все же позволю себе вновь обратиться к вам по поводу рубля Константина. Ваше упорное молчание хотя и может быть понятно, но, поверьте, оно ни в коей мере не может способствовать интересам нашего общего дела. Возможно, вас останавливает история монеты, но, во-первых, лично мне она известна в достаточной степени, во-вторых, главное в конце концов не то, что связано с монетой, а она сама как историческая ценность, место коей несомненно в государственной, а не в частной коллекции.
Изложенное побудило меня вновь обратиться к вам внять моей просьбе и, как крайний вариант, принять все мои сбережения в обмен на рубль Константина.
Позвольте мне надеяться, что вы, наконец, благосклонно отнесетесь к моим настойчивым просьбам.
Примите уверения в моем искреннем к Вам уважении.
ТИХОМИРОВ
Р. S. Если надобности в дневнике моего деда у вас более не имеется, не сочтите за труд выслать мне его. Надеюсь, вы нашли в нем немало интересных сведений о ваших предках».
Арслан вторично прочел письмо и лишь после этого обратился к Андрею.
— Когда, вы говорите, получили письмо?
— После смерти дедушки, двадцать четвертого. В этот день у нас собрались, чтобы отметить девять дней со дня смерти дедушки, — пояснил Андрей.
— Вы показывали кому-нибудь письмо?
— Да, показывал. Понимаете, мне почему-то показалось, что раз в письме идет речь о рубле Константина, то, возможно... — Андрей сделал паузу: — В общем, это как-нибудь относится...
— И все же, почему вы решили, что это относится? — сделал ударение на последнем слове Арслан.
— Как вам сказать? — Андрей задумался. — В тот день, в воскресенье, когда мы с дедом и Ниной были у вас... помните? — Туйчиев кивнул, и Андрей продолжал: — Дедушка говорил, что должен отправить кому-то бандероль с монетой. Вот я и подумал: возможно, и отправил он тогда Тихомирову рубль Константина. Ведь он ему писал раньше. — Андрей показал на лежавшее перед Туйчиевым письмо. — Могло же быть так? — робко спросил он.
— Не исключено, хотя... — Арслан не договорил и повторил ранее заданный вопрос: — Так кому же вы показали письмо?
— Собственно, только Петрунину, Мезенцеву и Барабанову.
— Как они отреагировали?
— Как вам сказать. Они всерьез не приняли его. Игорь Павлович Мезенцев сказал, например, что это бред выжившего из ума человека. Только Виталий Николаевич Петрунин хоть и согласился со всеми, но высказал недоумение: откуда стало известно Тихомирову о том, что рубль Константина у деда?