Тайна Святой Плащаницы
Шрифт:
— Вы мне дадите ответ на письмо короля?
— Ты возвращаешься в Святую Землю?
— Сначала мне нужно съездить к донье Бланке де Кастилья: я везу ей послание от ее сына, славного короля Людовика. Один из сопровождающих меня рыцарей страстно желает возвратиться к королю, чтобы сражаться вместе с ним. Он и отвезет послание вашего величества королю, вашему дяде.
Балдуин кивнул в знак согласия, поднялся с трона и вышел из зала, не глядя по сторонам, подавленный известием о том, что его дядя, король Франции, не сможет ему помочь.
— Что же теперь делать, Паскаль?
— То,
— Снова проехаться по монаршим дворам моих родственников, которые просто не способны понять, как важно для христианского мира удержать Константинополь? Они ведь помогают не лично мне. Константинополь — это последний бастион на пути мусульман, это христианская земля. А эти алчные венецианцы якшаются за моей спиной с турками, генуэзцы думают только о торговых барышах, мои же двоюродные братья во Фландрии утверждают, что у них нет достаточно средств, чтобы помочь мне. Ложь! Я снова должен унижаться перед разными монархами, умоляя их помочь мне сохранить империю? Думаешь, Бог простит мне то, что я отдал в залог терновый венец его распятого Сына? У меня нет денег на то, чтобы платить войску, придворным и моим рыцарям. У меня нет ничего — ни-че-го! Я стал монархом в двадцать один год. Я тогда мечтал, что возвращу этому царству былое великолепие, верну утраченные земли. И что мне удалось сделать? Ничего. С тех пор как крестоносцы разделили империю и разграбили Константинополь, мне едва удавалось не допустить полного краха этого государства. Иннокентий, Папа Римский, тоже глух к моим мольбам.
— Успокойтесь, господин. Ваш дядя вас не оставит.
— Ты что, не слышал, что сказал его посланник?
— Да, я слышал, он сказал, что король пригласит вас приехать к нему, как только он победит сарацин.
Сидя на еще недавно роскошном кресле, с которого по приказу императора были содраны золотые пластинки, Балдуин щипал себе подбородок и в отчаянии машинально подергивал левой ногой.
— Господин, вам нужно прочесть письмо короля Франции.
Паскаль де Молесм протянул Балдуину запечатанное сургучом письмо, о котором тот уже забыл, подавленный свалившимися на него несчастьями.
— А-а! Дядя написал мне письмо! Думаю, в нем он советует мне быть хорошим христианином и не терять надежду на нашего Господа.
Взломав сургучную печать, император впился взглядом в письмо, и на его лицо тут же легла тень.
— О Господи! Мой дядя сам не ведает, о чем просит.
— Король что-то просит у вас, господин?
— Людовик сообщает мне, что, несмотря на те трудности, которые возникли у него из-за больших расходов на крестовый поход, он готов прислать мне большое количество золота, если я отдам ему Мандилион. Он мечтает о том, чтобы показать его своей матери, набожной донье Бланке. Людовик просит меня продать ему эту святыню или хотя бы передать ему ее на несколько лет. Он рассказывает, что познакомился с человеком, который уверяет, что Мандилион обладает чудодейственной силой, что он исцелил царя Эдессы от проказы и что тому, у кого он есть, не грозят никакие напасти. Еще он сообщает, что если я уважу его просьбу, то детали передачи ему святыни нужно обговорить с де Дижоном.
— И как вы поступите?
— Ты меня об
— Вы могли бы попытаться уговорить епископа отдать Мандилион.
— Это невозможно! Я потратил бы на это несколько месяцев, и все равно ничего бы не вышло. А я не могу больше ждать. Скажи мне, что еще я мог бы отдать в залог? Нет ли у нас еще какой-нибудь ценной святыни, которая была бы достойна внимания моих кузенов?
— Есть.
— Есть? Какая?
— Если вы убедите епископа, чтобы он отдал вам Мандилион…
— Он никогда этого не сделает.
— А вы его просили?
— Он ревностно хранит Мандилион. Эта святыня чудесным образом пережила нашествие крестоносцев. Ему ее передал его предшественник, и епископ поклялся, что будет защищать ее даже ценой собственной жизни.
— Но вы же император!
— А он — епископ.
— Он — ваш подданный. Если он не будет подчиняться, пригрозите, что ему отрежут уши и нос.
— Какой ужас!
— Вы погубите империю. Это полотно — священное, и тот, кто им владеет, может не бояться ничего. Попытайтесь сделать это.
— Хорошо, поговорите с епископом. Скажите ему, что вы пришли от моего имени.
— Я это сделаю, но, если он не станет меня слушать, вам придется поговорить с ним самому.
Император в отчаянии заломил руки: он боялся спорить с епископом. Да и что он мог ему сказать, чтобы убедить его отдать Мандилион?
Он отпил глоток вина гранатового цвета и жестом показал Паскалю де Молесму, что хочет остаться один. Ему нужно было подумать.
Рыцарь в задумчивости ходил по морскому берегу под шум волн, накатывающихся на прибрежную гальку. Его конь — верный друг, побывавший с ним во многих битвах, — стоял непривязанным поодаль и терпеливо ждал.
Слабый свет вечерних сумерек освещал Босфор, и Бартоломей дос Капелос чувствовал в красоте окружающей его природы дыхание самого Господа.
Его конь навострил уши, и он, заметив это, оглянулся и увидел, как, поднимая дорожную пыль, к нему приближается всадник.
Бартоломей — жестом скорее инстинктивным, чем осознанным, — положил руку на рукоять меча и впился взглядом во всадника, пытаясь рассмотреть, этого ли человека он ждал.
Приехавший слез с лошади и стремительными шагами подошел к кромке берега, где его с нетерпением ждал португалец.
— Вы опоздали, — сказал Бартоломей.
— Я был с императором вплоть до самого ужина. У меня не было возможности покинуть дворец раньше.
— Ладно. Что вы хотите мне сообщить и почему именно здесь?
Прибывший мужчина был толстым, небольшого роста, с желтоватой кожей и крысиными глазами. Он внимательно посмотрел на рыцаря-крестоносца и решил, что с таким, пожалуй, нужно обращаться поосторожнее.
— Господин, я узнал, что император собирается попросить епископа отдать Мандилион.
Бартоломей дос Капелос даже и глазом не моргнул, как будто то, что он сейчас услышал, его абсолютно не интересовало.
— И откуда ты это узнал?
— Я слышал разговор императора с господином де Молесмом.