Тайна Тихого океана
Шрифт:
Тут в распахнувшуюся дверь вместе с поднятым снежным вихрем влетел Курт, тряся зажатой в кулаке вырванной с корнем перекидной антенной, и завопил:
– Бгуно пгопал! Бгуно исчез!!! – шнур антенны извивался, будто оживленный проклятием махатм. Курт хлопал малиновыми от удушья губами.
– Что ты несешь?! – патетически зашипел Кортес, впрочем, глядя не на Курта, а на бочком подбирающегося к коллеге угрюмого Кнута. Не забывая сохранять в поле зрения и Илью.
– Бгуно как сквозь землю пговалился, а чегез день испагилась и его секгетарша из Амстегдамского офиса. Полиция на ушах. Высокопоставленные дгузья из пгавящей пагтии на ушах. Акции падают. Надо
– Вы же сами в пещере проболтались! – почти искренне возмутился Кучин.
– Ингрид, – прошептал Кнут, следя за движениями напарника, как цапля за лягушкой.
– Это гусские! Теперь я точно понял, это КГБ похитило Бгуно и выпытало у него все пго установку! – рука Курта брезгливо отшвырнула антенну прочь, неумолимо скользнула за пазуху и вернулась с заточенным костылем.
Ингрид, – еще тише прошептал Кнут.
– Считаю до трех… – начал Курт Йоханнсон, но не досчитал и до одного.
Потому что на него кошкой бросился Кнут и раскоряченными пальцами вцепился в горло. Хрипы и сопение двоих горных егерей смешались в бескислородный коктейль. Единственное, что дальше шведы сделали дружно, это грохнулись на каменный пол и покатились. Над борцами взвились клочья ваты из курток «Cocon». Это не был поединок суперменов, это была схватка двух обезумевших зверей [91] .
И здесь Илья приметил, как Кортес проворно сунул руку в сапог, выдернул ее, уже сжимающую какой-то пластиковый прямоугольник. И опустил с шулерской ловкостью этот прямоугольник в стоящий за спиной на полке горшок. Так вот для чего он стравил шведов.
91
Боевая практика особой воинской касты древних скандинавов – берсеркеров – предполагает идентификацию себя с медведем или волком и соответствующее поведение. Зато смертельно раненый берсеркер, точнее, уже почти мертвый берсеркер, еще может сражаться какое-то время в боевом трансе
Студеный сквозняк взъерошил воротник пальто латиноса. Студеный сквозняк заметался по залу подобно испуганной, попавшей в западню твари. Попытался спрятаться в очаге, но только взвил бакенбарды пепла и запутался в бахроме огня.
Из кучи-малы раздался отчаянный визг. Это Курт пропорол костылем Кнуту бедро до кости. Ледяная сталь пронзила эпидермис, рассекла мышечную ткань и сняла стружку с накостницы. Потом из свалки же хлопнул приглушенный пистолетный выстрел. Это Кнут завладел пистолетом и всадил Курту пулю в кадык. Пуля пробила натянутую кожу, превратила хрящи и мышцы в кашу и застряла в шейном позвонке посреди взбитого в гоголь-моголь спинного мозга.
Весь в клубах пара Кнут встал на ноги, и вид его был страшен. Глаза пылали бешенным огнем. Чело, будто в родинках, в мелких бисеринках мгновенно примерзшей крови. Щека расцарапана, а из распахнутой штанины хлещет кровь, только уже своя.
– Жначит, Бруно ишчеж? – спрятав слепую ярость внутрь, спросил Кнут Кортеса, исподлобья буравя взглядом и качелей раскачивая руку, сжимающую пистолет, будто решая, в какую сторону ствол повернуть. Каждое слово он выговаривал предельно отчетливо и оставлял между словами большие промежутки, чтоб подкопить кислорода.
– Если он жив, он обязательно объявится, – презрительно процедил Кортес, – Если он мертв, ты подчиняешься мне, – Кортес для пущей убедительности нацелил излучатель на оставшегося в живых шведа. Индеец не боялся
– Ешли он жив, он обяжательно объявитшя, – будто урок, медленно и как бы сквозь сон повторил Кнут, – Ешли он мертв, рушшкий тоже должен умереть, – поднявшееся дуло пистолета стало лениво, но неотвратимо искать опору на лбу Ильи.
– Я здесь не один. На подходе особая добровольческая рота скалолазов имени Семена Тянь-Шаньского. Я им на привалах у костра песни под баян наяривал. За меня они базальт готовы грызть! – кажись, Кучин здесь засиделся. Давно пора было идти на прорыв. Нет, прямолинейно рваться к двери не наш метод. Предпочтительней тройное сальто, и мегатонник в одном из темных коридоров. Успеет латинос отреагировать? Судя по замашкам, успеет с вероятностью пятьдесят на пятьдесят.
– Рушшкие идут? Гм, «Рушшкие идут» – где-то я уже это шлыхал. Ну и что?
– Разве вам на всякий случай не нужен заложник?
– Мы наберем шебе любых жаложников школько угодно, – кровь умаялась хлестать ручьем. Или егерь ведал какой-то способ останавливать ее усилием воли?
– Но я – не «любой» заложник. Я – очень хороший заложник. Умею штопать, собирать съедобные коренья, играть на баяне… Поверьте, я не буду вам обузой. – Илья приготовился. Сейчас указательный палец шведа двинется назад. Илья переместил вес на правую толчковую ногу…
– Прекратить! – прошипел Кортес и снова навел излучатель на шведа, – Русский останется жить. Без вариантов. – Индеец буквально предвкушал, с каким ликованием он отнимет жизнь у шведа. Но этот час еще не настал. Индеец смертельно завидовал любви бледнолицего к оставшейся на другом краю континента женщине.
– Почему? – не отвел от Кучинского лба пистолет Кнут.
Кучин видел даже то, как пульсирует жилка на указательном пальце шведа. Пришла пора «нетопыря»? Сейчас или никогда?
– Хотя бы потому, что помог Угху слепить обувь. Я умею быть благодарным.
Тогда Кнут медленно, будто получая от этого удовольствие, перевел ствол с Ильи на латиноса:
– Ты отпуштил живым непальша. Теперь ты хочешь оштавить живым рушшкого. Ты играешь в подлую индейшкую игру. И я не жнаю правил.
– Я тоже не уверен, что Угх у подножия горы сообщит мне что-то новое. Но не собираюсь упустить даже малейший шанс. Зато я знаю, почему вымерли саблезубые тигры.
– Пошему?
– Они слишком быстро убивали всю дичь в округе и потом подыхали от голода.
– Почему же тогда выжили шнежные баршы? – слова слетали с языка шведа так же медленно, как в безветренную погоду опускаются с неба большие снежинки. Так же медленно, как стекала загустевшая кровь по штанине.
– Потому что барсы не норовят перегрызть друг дружке глотку, – прошипел Кортес, – Ты не промахнешься, и я умру. Но и я успею выпустить достаточный пучок изотопов, чтобы через неделю и ты загнулся от лучевой болезни. По этому я прав. Русский останется жить. – Индеец не боялся смерти. Говоря красивые слова, в этот момент он был мыслями очень далеко. Там, где в джунглях его сородичи охотились на другую белую женщину – юную Герду Хоффер. Кортес в этом с трудом признавался даже самому себе, но страстно желал обладать телом приемной внучки Бормана. Но, желая обладать, он ради бледнолицей женщины не пошевелил бы и пальцем. А швед вон ради любви убил соратника. Кортес завидовал, Кортес считал, что швед очень скоро обязан умереть.