Тайна точной красоты
Шрифт:
Трудно сказать, чем бы закончилось столь своенравное поведение молодой учительницы в советской школе, если бы не случай. Мама одного из учеников поделилась сомнениями со своей подругой. Та узнала подробности и поведала о странной учительнице своему отцу, директору лучшей в Ленинграде специализированной школы с математическим уклоном. Опытный руководитель навел справки, побывал на ее занятиях, и вскоре Валентина Ипполитовна Вишневская была переведена в его школу. Здесь приветствовались увлеченные преподаватели с нестандартным подходом и широкой эрудицией.
Валентина
– Вы, Виктор, учились в нашей школе до седьмого класса, а потом перешли в обычную.
– Да, Валентина Ипполитовна, у вас хорошая память.
– Пока не жалуюсь. Я даже помню ваши ошибки в контрольных.
– Они были так интересны?
– Нет. Просто у других учеников они почти не встречались, а у вас их было много. Это запоминается. Вы правильно сделали, что сменили школу. – Бывшая учительница мягко улыбнулась.
Стрельников смущенно крякнул, словно почувствовал себя на уроке.
– Это не я. Вы посоветовали родителям, – напомнил он.
– Разве? – женщина выразительно прищурилась, словно обращалась к ученику у доски. – Вы об этом жалеете?
Старший лейтенант с улыбкой покачал головой. Его глаза торопливо пробежались по книжным полкам, вернулись к портрету Пифагора, оперуполномоченный выпрямил спину и бодро отрапортовал:
– Возвращаясь к вашему вопросу, Валентина Ипполитовна, могу с уверенностью заявить, что проживающий здесь гражданин занимается математикой.
– Как дважды два – четыре.
Милиционер зарделся от давно забытой похвалы.
– Его зовут Константин Данин, – продолжила Вишневская. – Он на пять лет старше вас и был одним из лучших учеников нашей школы. Вы понимаете, что это значит?
– Догадываюсь. Ошибок в его контрольных вы уж точно не припомните.
– Зато я помню его красивые решения.
– Да-а, о каждом из нас остается своя память.
– Это лучше, чем полное забвение. Белое и черное предпочтительнее грязно-серого, – успокоила опытный педагог. – Вы были очень непоседливым мальчиком, и вот теперь – старший лейтенант милиции, сыщик! Я, признаться, всегда завидовала этой профессии. Родись я мальчишкой, глядишь, была бы вашим начальником.
Пожилая женщина вздохнула, и в этом жесте действительно чувствовалось сожаление. Оперуполномоченный вспомнил о своих прямых обязанностях и спросил:
– Где сейчас работает Константин Данин?
– В последнее время нигде. То есть работает, конечно, но дома.
– Дома? – Стрельников явно заинтересовался услышанной информацией. – Неужели нигде не ценят гения?
– Гением быть трудно, Виктор. – Учительница сделала вид, что не заметила иронии в словах милиционера. – У них несколько иные представления о том, что такое успех или счастье.
– Это меня и пугает. Если Данин нигде не работает, значит, в момент убийства он мог находиться в квартире.
Вишневская скептически посмотрела на старшего лейтенанта.
– Я думаю, это неправильная версия. Как дважды два – пять!
– Вы
– Нет, она ничего ни о ком не сказала. Спешила за кошельком.
– А кошелек, между прочим, на месте, – сквозь зубы процедил оперативник. Профессиональная уверенность вновь вернулась к нему. – Так чаще всего и случается, когда убийство происходит на почве бытовой ссоры.
– Да не ссорились они!
Милиционер снисходительно взглянул на пожилую женщину. Уж он то мог бы поведать наивной учительнице о той грязи и мерзости, которая порой творится во внешне благополучных семьях и выползает наружу в виде вот таких бессмысленных убийств.
Входная дверь отворилась, в прихожей зашуршала снимаемая верхняя одежда. Стрельников мгновенно напрягся, прижался к стене, рука потянулась к наплечной кобуре. Мысли просчитывали варианты: вернулась врач "скорой", только что покинувшая квартиру, или пришел каяться главный подозреваемый. Бывшая учительница неодобрительно следила за рукой милиционера.
В дверях комнаты появился худой взлохмаченный мужчина с высокими залысинами. На его вытянутом лице выделялись крупные пластмассовые очки с обмотанной изолентой дужкой. Неравномерная щетина на щеках говорила о том, что брился он дня три назад, причем совершенно неаккуратно. Свитер крупной вязки, вытянутый в вороте и локтях, и старые давно не глаженые брюки, украшенные снизу шрапнелью засохших брызг, дополняли портрет одинокого мужчины средних лет, лишенного женской заботы.
Вошедший человек смотрел в пол, беззвучно шевелил губами и с изумлением заметил присутствующих после того, как Валентина Ипполитовна, всплеснув руки, шагнула к нему и обняла за плечи.
– Костя, здравствуй. С твоей мамой произошла беда.
Константин Данин застыл посреди комнаты и тревожно пялился большими карими глазами на незнакомого ему Стрельникова, вынырнувшего словно из ниоткуда с самым суровым выражением лица.
– Разрешите ваши документы, – сухо потребовал старший лейтенант.
– Паспорт там, в ящике, – Данин растерянно указал в сторону стола.
– Это Константин Яковлевич Данин, математик, сын Софьи Евсеевны, – представила мужчину Вишневская. – А это старший лейтенант милиции Виктор Стрельников. Вот вы и познакомились.
Милиционер не разделял дружеского тона пенсионерки. Он уже листал паспорт, не забывая поглядывать на странного математика. Данин заметил беспорядок на рабочем столе и импульсивно бросился к нему.
– Что здесь творится? Я никому не разрешаю прикасаться к моим бумагам. Никому!
– Теперь эти вопросы в моей компетенции, – отрезал старший лейтенант.
– Константин, здесь всё так и было, – поспешила вмешаться Вишневская. – Милиционеры ничего не брали. А что-то не так?
– Кто-то рылся в моих бумагах. Мама никогда это не делает. – Данин нервно перебирал разрозненные записи, будто что-то искал. Вскоре он истерически рассмеялся. Листы выпали из его рук и разлетелись по полу.