Тайна убийства Столыпина
Шрифт:
– Осмеливаюсь заметить, что при графе Толстом Плеве стал поклонником уже его системы, которая в корне отличалась от двух предыдущих…
– А как Сипягин? – спросил царь.
Витте не уклонился и от ответа на этот вопрос.
– Думаю, что Сипягин менее способен, нежели Плеве, хотя и окончил курс в университете на юридическом факультете. Он довольно хорошо знает административную губернскую часть, ибо был предводителем дворянства, а затем вице-губернатором и губернатором. Это человек здравого смысла и убеждений. Правда, убеждения его очень узки, чисто дворянские. Он придерживается
Выслушав Витте, государь так ничего и не решил и долго не назначал министра внутренних дел. Во время очередного доклада Витте пожаловался ему, что целый ряд документов не оформляется из-за отсутствия министра. Николай II признался:
– Я так и не решился кого-либо назначить, все ожидал вашего приезда из-за границы. Поинтересовался мнением Победоносцева. Константин Петрович сказал мне: «Плеве – подлец, а Сипягин – дурак».
– Значит, он может сам дать кандидатуру?
– Он рекомендовал мне вас…
Витте министром полиции быть не собирался. Его стихия была определена: финансы, экономика, железные дороги – и государь это хорошо знал. В то же время он всегда прислушивался к мнению Победоносцева – обер-прокурора Синода, который имел на него большое влияние.
– А что вы думаете по поводу Горемыкина? – спросил Николай II.
– Не знаю. На меня он производит впечатление человека порядочного, и я думаю, что Победоносцев рекомендует его неспроста. Они оба правоведы и так же, как и лицеисты, держатся друг за друга, все равно как евреи в своем кагале.
– Это вы верно подметили. Да, я назначу Горемыкина, – сказал после некоторого раздумья царь.
Вернувшись от государя, Витте приехал в министерство к Горемыкину, чтобы сообщить о решении государя. Горемыкин был доволен назначением и своей радости не скрывал.
– Я рад получить самостоятельное место. Рад, что состоялось, наконец, это назначение, и я теперь не калиф на час, не временно управляющий министерством.
И тут же неожиданно завел разговор о секретных деньгах.
– Первым делом, что я сделаю, распоряжусь, чтобы 50 тысяч рублей, которые получали министры на секретный фонд, мне не давали и чтобы их тратил Департамент полиции на свои секретные нужды…
Горемыкин затронул весьма щекотливый вопрос.
Еще со времен соединения Третьего отделения с министерством министр стал по должности шефом жандармов и таким образом, кроме полагающегося довольствия: содержания казенной квартиры, оплаты отопления и прочих услуг, – стал получать по смете жандармского управления 50 тысяч рублей в год на особые расходы. Под особыми расходами подразумевались расходы негласные, которые министр мог производить, никому не отчитываясь. Проверить его мог только государь, который никогда не опускался до того, чтобы затребовать отчета у своего министра.
Все, что бесконтрольно, присваивается. Постепенно и эти деньги стали тратиться министрами на свои личные нужды.
А ведь тогда Горемыкин чуть не божился:
– Секретные деньги
Об этих деньгах мы еще вспомним!
Горемыкин, исповедовавший до назначения министром либеральные взгляды, получив должность, от них отказался, стал проводить реакционную политику. О своем слове, данном министру финансов относительно секретных сумм, со временем забыл.
Как легко люди меняют свои взгляды! Как портят их высокие должности!
2 апреля 1902 года был убит министр внутренних дел дворянин Дмитрий Сергеевич Сипягин.
В вестибюле Комитета министров к нему подошел офицер, одетый в адъютантскую форму, и протянул пакет.
– От кого? – спросил Сипягин.
– От великого князя Сергея Александровича, из Москвы, – ответил офицер.
Когда Сипягин протянул руку, чтобы взять пакет, офицер сделал несколько выстрелов из браунинга. Министр упал, но был еще в сознании, когда его перевозили в Максимилиановскую лечебницу, находившуюся недалеко от Мариинского дворца, где располагался Комитет министров.
Стрелявшего схватили. В соседней комнате его стали раздевать.
Министр Ванновский, генерал, взглянув на стрелявшего, сказал:
– Это не офицер! Офицер так одеваться не может. Это человек, наряженный офицером.
Он был прав. Стрелявший сразу же сознался, что он не офицер, а бывший студент, по убеждениям анархист, и фамилия его Балмашев.
Сипягин скончался через несколько часов. Пост министра внутренних дел, за который так бились кандидаты, оказался вакантным.
Вполне возможно, что должность министра освободилась бы раньше, и, возможно, Сипягин остался бы в живых – в свое время он намеревался уйти в отставку и подумывал просить государя отпустить его. В таком случае кто мог сменить его?
Сипягин сам называл своего преемника, которого хотел рекомендовать государю. Это был Плеве.
– Только не его. Это будет величайшее несчастье… – предупредили его близкие.
– Почему? – спросил он у друзей.
– Сделавшись министром, он будет преследовать только личные цели!
Собеседники убедили в этом Сипягина, и первым был князь В.П. Мещерский, издатель и редактор крайне реакционной газеты «Гражданин». Как только Сипягин скончался, Мещерский встретился с Плеве и чуть ли не при нем написал его величеству письмо, в котором изложил свое мнение, почему единственным кандидатом на пост министра является Плеве.
В то время государь ценил суждения князя Мещерского.
Через два дня Плеве стал министром.
В российской истории, как в любой другой, значится много маленьких штрихов, незаметных на первый взгляд. Их могут не знать действующие лица, современники и даже исследователи, изучающие ту или иную эпоху, ибо они не отражены нигде документально.
Одним из штрихов было родство Сипягина и князя Мещерского, редактора пресловутого «Гражданина». Министр неосторожным образом ввел Мещерского к государю. Тот правителю понравился свежестью и оригинальностью мыслей. Последнее было несколько странным, потому что до протекции Сипягина государь и слышать не хотел о Мещерском и отзывался о нем весьма недоброжелательно.