Тайна утренней зари
Шрифт:
На этот раз Всеволод Александрович читает в глазах юноши упрек и ласково добавляет:
— Самое главное, Павлик, не портить попусту себе крови. Верь старым волкам, вроде меня. Как говорили в старину: начало мудрости в вере в своего учителя.
6
Четверо суток. Как медленно тянется время, сколько надежд и сомнений приносит каждый новый час! На опытном стенде скорость выбрасывания газов из дюз возросла постепенно до 50.000 километров в час. По мере нагревания газов охладительной смеси становилось все труднее поддерживать температуру мотора вдали от критического максимума. На пульте
Возле пульта управления собрался почти весь персонал института. Для конструкторов и лаборантов, для литейщиков и оператора Самойленко из механической мастерской, и даже для старого швейцара Потапыча, сегодняшнее испытание мотора — это нечто значительно большее, нежели новое достижение техники. И все с невольной тревогой следят за стрелкой на желтом эмалевом циферблате: передвинется она или не передвинется через те несколько тоненьких линеечек, что отделяют ее пока что от ярко-красной точки. Если передвинется — начнется деформация дюз мотора…
Деформация! Зловеще звучит это слово для конструкторов мотора. Где-то за многие тысячи километров ракета пересекает космическое пространство. Внезапно ее дюзы, изготовленные из высокостойкого сплава, начинают размягчаться, превращаясь в тестообразную массу. Достаточно ракете сделать самый легкий поворот, и огненные руки сказочного великана скрутят дюзы. В несколько мгновений они превратятся в раскаленные добела подковы, а ракета завихрится огненным волчком и навсегда растворится в безграничной бездне.
Именно такие мысли читал Всеволод Александрович Силантьев на лице окружающих его людей. И читая их, мысленно усмехнулся, не бойтесь, уважаемые! Силантьев мог ошибиться в приятелях, в жене, но в системе охлаждения… Нет, здесь ошибки не будет!
— Все! Время, назначенное для испытания мотора, истекло — произнес директор института. — Опыт можно считать оконченным. Остановите мотор, Всеволод Александрович.
Взоры присутствующих обратились к Силантьеву. Значит, не напрасными были бессонные ночи, подслащенные лишь разноцветными таблетками профессора Гурова, значит, развеялись сомнения, оправдались бесконечные расчеты и анализы… На этот раз великан с огненными руками просчитался! Но почему так холодно и безразлично лицо Силантьева? Ведь эта победа принадлежит прежде всего ему. Почему он медлит выполнить распоряжение директора?
— Прежде всего, уважаемый Федор Степанович, мне кажется, что вы несколько поторопились. До четырнадцати часов еще остается полторы минуты.
Голос Силантьева подчеркнуто спокоен. Всеволод Александрович медленно и старательно выговаривает каждое слово, как бы взвешивая его на ладони.
— Кроме того, по последним расчетам, сделанным мною совместно с моим молодым коллегой Павлом Сергеевичем Летягиным, мотор может работать в условиях того же режима не 96, а все 98 и даже 100 часов. Я прошу продлить опыт, Федор Степанович.
На бледном, утомленном лице директора отражаются два чувства: недоумение и восхищение.
— Если так… — разводит руками директор.
— Это авантюра! — хочет закричать Павел Летягин, задыхаясь от волнения. Но холодный взгляд Силантьева останавливает его.
Нет, Павел решительно не в силах понять, откуда
Павел чувствует, как сами по себе разжимаются его кулаки; невольный вздох облегчения вырывается из груди юноши. Он готов уже устыдиться своего минутного сомнения и делает шаг назад, к холодной панели стены. Но расчет… расчет, который ясно показывает, что через 98 часов работы дюзы перенакаляются, деформируются и мотор выходит из строя! Как быть с расчетом? Язык цифр точен и неумолим. И все же, сколько раз практика начисто опрокидывала точнейшие расчеты!…
Павел тесно прижался к холодной панели. «Хорошее средство для охлаждения пылкого характера, — думает он с горькой усмешкой. — В особенности тогда, когда широкие плечи Самойленко не дают тебе возможности видеть экран».
Что случилось позже? Прошел час, другой. Дюзы не перегревались. Вот Силантьев наклонился к директору и, показывая лист бумаги, стал что-то шептать в самое ухо. Федор Степанович согласно покачал головой.
— Само собой понятно, Всеволод Александрович. Такой срок не был предусмотрен нашим опытом. Все, что требовалось доказать, доказано, и при том самым блестящим образом. Будьте любезны остановить мотор.
В этот момент как будто открылся невидимый шлюз: хлынул поток дружеских объятий: все поздравляли Всеволода Александровича и Павла Летягина. Щеки юноши горели огнем. Приступ скромности, — решили присутствующие.
— Еще несколько минут, Всеволод Александрович, — зашептал Павел, — и температура металла подскочила бы сразу на сотни градусов. Как бы нас тогда поздравляли… Скажите, к чему этот риск?
Силантьев не успел ответить своему коллеге. К ним приближался с протянутыми руками старший лаборант. Всеволод Александрович польщенно улыбнулся, готовясь принять новые поздравления и заслуженную похвалу. Решительным жестом он остановил Павла и так же шепотом ответил ему, отчеканивая каждое слово:
— До сих пор мы трудились для получения сегодняшних результатов, а теперь эти результаты будут работать на нас. Понял теперь, где начинается мудрость?
7
«Главная способность хороших вестей — распространяться с быстротой света». Этот афоризм весьма нравился Федору Степановичу, тем более, что Федор Степанович часто получал возможность применять его к судьбе испытаний, происходящих в руководимом им институте. На сей раз справедливость афоризма подтвердилась сильнее, чем когда-либо. Весть об успешном испытании реактивного мотора длительного действия мгновенно дошла до самых отдаленных уголков страны. Слава, как известно, настолько же приятна, насколько и обременительна. Но, к чести Федора Степановича, следует сказать, что он прекрасно умел нести этот груз. С учтивым доброжелательством, с неиссякаемой улыбкой на губах он принимал академиков и журналистов, конструкторов и технологов, посещающих институт. И каждый раз директор института находил соответствующий момент, чтобы дать понять посетителю, что опыт не ограничился 96 часами, и новая система охлаждений сулит неоценимые перспективы, о которых пока что, гм… Вы сами понимаете, об этом не стоит распространяться. И так далее.