Тайна, в которой война рождалась
Шрифт:
Иные настроения господствовали в официальных кругах Лондона и Парижа. Поздно вечером 1 сентября английский и французский послы в Берлине вручили Риббентропу идентичные ноты. Их содержание весьма своеобразно.
Констатируя факт вторжения немецких войск на польскую территорию, правительства Англии и Франции заявили: "им кажется", что создавшиеся условия требуют выполнения взятых ими в отношении Польши обязательств. Если германское правительство не представит "удовлетворительных заверений", что оно прекратит агрессию, Англия и Франция выполнят свои обязательства.
По
Еще более характерным явилось заявление Чемберлена в палате общин вечером 1 сентября. Премьер сказал, что если на ноту не последует ответа, то посол правительства его величества получил указание... потребовать свой паспорт.
Обращая внимание на странную медлительность британского и французского правительств, Буллит сообщил 2 сентября из Парижа:
"Некоторые видные французские государственные деятели... хотели бы достичь компромисса, который предоставил бы Гитлеру основные из его 16 требований от 31 августа. Ряд видных членов французской палаты депутатов и сената, которые работают в близком контакте с этими правительственными деятелями, также в душе настроены оставить Польшу на произвол судьбы".
В те часы, когда германские бомбардировщики сбрасывали на Польшу свой смертоносный груз, а ее послы обивали пороги в Лондоне и Париже, требуя выполнения "гарантами" их обязательств, англо-французская дипломатия лихорадочно изыскивала закулисные пути для осуществления своих коварных планов. Главные надежды опять возлагались на Муссолини.
Начало войны в Европе застало Италию совершенно неподготовленной. "Генерал Карбони рисует очень мрачную картину наших военных приготовлений, отметил Чиано в своем дневнике. - Ограниченные средства, беспорядок в командовании, деморализация в армии". Даже наиболее воинственные фашистские иерархи рассматривали провозглашение Италией нейтралитета как опасение. Что касается народа, то он не скрывал своей антипатии к германскому фашизму и был решительно против вовлечения его страны в войну ради чуждых целей.
В таких условиях Муссолини, игравший роль "вопросительного знака" в политике, что было на руку гитлеровцам, охотно вмешался бы в игру в качестве посредника. С этим он связывал надежду не только приобрести политический капитал, как в дни Мюнхена, но и кое-что урвать для Италии со стола европейской конференции в качестве платы за услуги.
Еще 31 августа "дуче" обратился в Лондон и Париж с предложением созвать 5 сентября конференцию для пересмотра условий Версальского договора, "которые являются причиной настоящих осложнений".
Несмотря на вторжение Германии в Польшу, 1 сентября в Рим поступили положительные ответы. Франция с благодарностью приняла итальянский проект, лишь оговорив необходимость пригласить на конференцию Польшу. Британский кабинет тоже выразил согласие. По предложению Чиано, французское правительство запросило Бека о согласии Варшавы. К концу дня, когда посол Франции Ноэль получил телеграмму с указанием обратиться в польский МИД, война была уже в полном разгаре. С рассвета
Не дожидаясь ответа Варшавы, Бонне настаивал через французского посла в Риме, чтобы Муссолини предпринял инициативу перед Гитлером. Одновременно по его указанию французская печать опубликовала сообщение, что правительство положительно отнеслось к итальянскому предложению созвать конференцию для "урегулирования европейских затруднений".
"Уступая настояниям Франции, мы зондируем Берлин о возможности созыва конференции", - записал Чиано в дневнике. В 10 часов утра 2 сентября итальянский посол в Берлине Аттолико передал Гитлеру сообщение Муссолини, что Италия имеет возможность получить согласие Англии, Франции и Польши для созыва конференции на таких условиях:
"1. Перемирие, при котором армии останутся там{102}, где они находятся в настоящее время.
2. Созыв конференции в течение двух-трех дней.
3. Разрешение польско-германского конфликта, которое, учитывая положение дел на сегодня, будет, безусловно, благоприятным для Германии".
Если рейх согласен на конференцию, указывал Муссолини, "он достигнет всех своих целей и в то же время избежит войны". Не потрудившись дождаться ответа Польши, англо-французская дипломатия через итальянского посредника продавала ее.
Германские танковые клинья рвали тем временем на части польскую землю, и гитлеровцев вполне устраивали разговоры о конференции. 2 сентября Риббентроп заявил Аттолико, что вопрос зависит прежде всего от того, являются ли английская и французская ноты ультиматумом или нет. Кроме того, для "изучения проблемы" и подготовки "более детальных предложений" требуется время. Окончательная позиция Германии будет сообщена через один-два дня.
Получив ответ из Берлина, Чиано немедленно связался с Бонне и Галифаксом. Как они заявили, упомянутые ноты не являются ультиматумом. Вечером того же дня Галифакс, подтвердив согласие британского кабинета на конференцию, сделал оговорку: предварительным условием должен быть вывод германских войск из занятых районов Польши. К этой позиции присоединилась и Франция. Бонне, однако, считал возможным согласиться на "символический" отвод.
Оговорка о выводе войск не имела ничего общего с заботой Чемберлена и Даладье об интересах Польши. Им приходилось учитывать растущее возмущение общественного мнения в своих странах.
"Мне кажется, - сообщал Буллит вечером 2 сентября в Вашингтон, - что оба, Даладье и Чемберлен, стремятся не объявлять войны, пока не будет сделано новое итальянское предложение, но я не верю, чтобы общественное мнение обеих стран разрешило им дать согласие на его обсуждение до тех пор, пока германские армии не покинут польские земли".