Тайна Верховной жрицы
Шрифт:
Рурык поднялся на сцену, не зная о чем говорить. Речь, которую он заготовил, теперь решительно не подходила. Все что планировалось сказать, больше не имело смысла. Люди, пришедшие на площадь, невзирая на снег и ветер, меньше всего нуждались в обещаниях и речах о прекрасном будущем. Их кормили этой похлебкой на протяжении всего существования лагеря. Если и Рурык станет пустословить — народ сметет его со сцены. Люди устали от обещаний, им нужны действия. Прямо сейчас! Энергия, давно копившаяся внутри, не исчерпалась, не перегорела, она по-прежнему билась о края чащи, требует выхода.
—
Слова рождались сами собой.
— Я знаю, последнее время все морочили вам голову. Геньцинек обещал добиться отмены налога. И что он сделал? Да ничего! Специально тянул время, ожидая, кому можно будет выгодно вас продать. Да-да! Вы не ослышались! Он торговал протестом! Торговал вами! Пользовался вашим доверием, чтобы обогатиться! Вел переговоры и с савенийцами, и со знатью, и с императором. Ему было наплевать, отменят вам налог или разгонят. Он был готов к любому сценарию. Он предал людей! Предал вас!
Толпа неодобрительно гудела, отчего напоминала растревоженный улей. Гомон нарастал, к нему присоединялся свист.
— А этот Валрег? — все яростнее вопрошал Рурык, понося лидеров движения. — Вспомните, что он делал? Убаюкивал вас обещаниями, отвлекал концертами, а на деле и пальцем не пошевелил, чтобы вам помочь!
Народ поддержал и в этом.
— А император?! Если ему так нужны деньги на войну, почему не взять их у аристократии? Почему не ввести налог для них? Ведь у богачей явно больше денег.
— Да! Верно говоришь! — поддерживали в толпе.
— Но Альбергу проще обирать свой народ! Доводить людей до нищеты! А знаете почему? Император трус! Он боится, что аристократы могут его свергнуть. Он зависит от этих толстосумов. Пока знать купается в роскоши, простые люди умирают от голода! Равзе это справедливо?!
— Не-е-ет!!! — ответила толпа дружным ревом.
— Настало время скинуть разжиревшую знать со своей шеи! Сколько можно кормить этих алчных политиков? Они забыли, что настоящий хозяин Иривии — ее народ! Мы! Именно нам принадлежит страна, и мы напомним богачам кто здесь главный! Вернем родину!
Одобрительный рев пронесся над площадью.
Народ предвкушал революцию. Особенно были взбудоражены молодые парни. Они давно ждали повода проявить себя, а незаконность происходящего лишь сильнее подхлестывала азарт. Мальчишки меж собой перемигивались: «Уж сегодня мы им покажем! Зададим жару толстозадым!»
Мужчины постарше тоже смекнули, что нынешний митинг отличается от всех прошлых — будет драка. Те, то пришел с женами и подругами, спешно уводили их из толпы. «Сейчас-сейчас, вернусь. Домой отведу и обратно», — поясняли они. В отличие от молодых ребят, эти не рвались в бой, но и не отлынивать не собирались. Понимали, что, возможно, это единственный шанс изменить будущее, и малодушничать нельзя.
Чем дальше, тем яснее становилось, что готовится переворот. Весть об этом разносилась с молниеносной скоростью. Спустя пару часов
Лагерь разбился на небольшие островки. В одних местах раздавали палки, в других помогали мастерить из досок защиту, в-третьих, выдавали активированную землю и учили атакующим заклинаниям. Аферисту было невдомек, что такое оживление вызвали не его речи, а вовремя подоспевшие савенийские шпионы. Они уже не первую неделю присматривались к Рурыку, выясняли его происхождение, мотивы. И сейчас готовы были помочь, если их земляку удастся возглавить протест.
Рурык ходил меж толпы, воодушевлял, жал руки и обещал, что «сплотившись, мы свергнем знать». Вместе с этим он как никогда явственно осознал, насколько отличается от простого народа. Он и раньше чувствовал этот разрыв, вероятно, оттого инстинктивно старался отгородиться, всеми силами пытался вырваться в другой круг — к аристократии, но лишь этим утром все окончательно прояснилось.
Каждый человек хочет жить хорошо, но первые добиваются этого самостоятельно, а вторые ждут, когда за них это сделают другие. Взять демонстрантов: каждый, кто пришел на площадь, уверен, что борется за собственное счастье, но предложи им возглавить протест — сколько человек согласятся? Сколько не побояться вести за собой людей и занять трон?
Редко у кого хватает мужества брать на себя ответственность за чужие судьбы. Проще прийти на митинг и сказать: «Дорогой наш лидер, ты, пожалуйста, сделай нас счастливыми, а мы ради этого можем на площади постоять, лозунги покричать, если очень надо, то даже ввяжемся в драку с нынешней властью, только не требуй от нас большего».
Следом за этой мыслью к Рурыку пришла окончательная уверенность: он имеет право стать новым императором. Причем не из-за обширных знаний и богатого управленческого опыта. Просто в отличие от остальных, он не боится взять власть. Не ждать, когда кто-то оценит тебя по заслугам и наградит ею, а именно взять.
Рурык шел среди народа уже не просто как лидер, а с ощущением, что ему действительно предстоит стать новым императором Иривии. Он это чувствовал каждой клеточкой тела. Даже движения его поменялись: из них ушла суетливость, осанка стала горделивее, жесты увереннее.
Все то время, пока демонстранты готовились к осаде императорского дворца, со сцены доносились подбадривающие речи. То и дело по площади раскатывалось скандирование «Альберг, прочь! Альберг, прочь! Альберг, прочь!». Народ его радостно подхватывал и с вызовом смотрел в сторону дворца.
У подходов к дворцу стояла полиция: молодые парни в серой униформе выстроились плотными рядами. Снег припорошил их плечи, придавая сходства с озябшими воробьями. Полиция тихонько переминалась с ноги на ногу, чтобы хоть как-то согреться. Каждый из них сейчас предпочел бы оказаться дома, в тепле, рядом с родными и близкими, но был вынужден отрабатывать зарплату, охраняя императора от разгоряченных протестующих.
Разрешения использовать оружие не поступало, и полицейские с опаской посматривали на вооруженную толпу.