Тайна визиря Шимаса
Шрифт:
Мудрецы уже сидели на своих местах, вполголоса беседуя друг с другом. Лица их были озабочены, а некоторые даже суровы. Так могли выглядеть люди, ожидавшие большой беды. Как, собственно, все и обстояло на самом деле. Ведь каждый из мудрецов сейчас чувствовал себя ничем не лучше, чем первый советник – с минуты на минуту он ожидал появления церемониймейстера, который возвестит о его, мудреца имярек, почетной отставке и полагающихся ему отныне почестях, более похожих на подачки.
При появлении первого советника лица мудрецов слегка посветлели – раз уж появился он, желчный и всем всегда недовольный, то и до них руки у нового халифа
– Да возвеличится имя двадцатого халифа Салеха Ас-Юсефа во веки веков! – привычно возвестил слуга у других дверей, откуда с минуты на минуту должен был появиться молодой халиф.
– И да прострет он над нами длань своей мудрости! – вразнобой произнесли мудрецы привычную фразу, сейчас прозвучавшую более чем двусмысленно.
«Аллах всесильный! Неужели мы больше ни одного дня не сможем провести здесь без появления этого назойливого юнца, делающего вид, что он печется лишь о благе страны! Ему легко так говорить – семья Ас-Юсефов была богата всегда, а двадцать поколений и вовсе сделали ее равной халифам великого Багдада. Нам же, ничтожным, приходится каждый день думать о том, что будут есть сегодня наши дети… Нам, ничтожным, приходится каждый день тяжким трудом зарабатывать на пропитание своих семей…»
О, эти мысли едва не вызвали самые что ни на есть настоящие слезы у первого советника, сейчас «забывшего», что именно его караваны, хозяином которых, впрочем, считался его тесть, приносят ему тысячи и тысячи динаров ежемесячно. «Забыл» он сейчас и о том, что целый квартал домов, управителем которых числился его племянник, давали ему возможность жить в уютном дворце и пользоваться любовью четырех жен и целого гарема наложниц, не задумываясь о том, как же их прокормить. О, сейчас первый советник чувствовал себя учеником писца, всего день назад ступившего под сень дивана и бедного, как мышь, живущая в доме нищего.
Первый советник решил, что следует все же побеседовать с самыми разумными из мудрецов и как-то… укротить двадцатого халифа в его нелепых претензиях на истинную власть. Увы, здесь, в диване, сделать это было бы просто невозможно – ибо у стен есть уши. Должно быть, уши могут найтись и дома у каждого из разумных мудрецов… Но где же тогда?..
Додумать первый советник не успел – распахнулись двери, ведущие в диван из покоев халифа, и показался церемониймейстер. Первый советник с удовольствием заметил, что старик держит спину все так же прямо, что глаза его смотрят уверенно и строго. Значит, до него еще не добрались перемены, затеянные глупым Салехом.
«Аллах всесильный! Быть может, пыл мальчишки уже угас? И мы сможем успокоиться и заняться наконец тем, что и должны делать в диване?..»
Появиться-то церемониймейстер появился, но ни слова сказать не успел – мимо него решительно прошел, почти пробежал, молодой халиф.
«Он не уважает нас, как не уважает и церемониал входа халифа в диван… Он не уважает вообще никого…»
С каждой минутой первый советник, на время успокоившийся, приходил во все более сильное волнение. В душе его словно бил набат – надо было во что бы то ни стало укротить в юном халифе свирепую жажду перемен. И сделать это следовало как можно быстрее… Пока еще оставались силы и влияние…
Меж тем Салех хмуро взглянул в лица мудрецов, ставших, как по мановению волшебной палочки, суровыми и деловитыми.
– Да сохранит ваш светлый разум Аллах всесильный и всемилостивый, – проговорил он.
Мудрецы подобрались.
– Вчера вы рассказывали мне о том, сколь многое сделал диван и вы, его украшение, для победы в войне. Эти сведения были для меня новы и более чем интересны, особенно то, что касалось снабжения армии фуражом и провиантом. Ибо мне, воевавшему рука об руку с нашими солдатами, как-то не довелось увидеть ни тех гор сладких фиников, ни целых отар баранов, которыми, по вашим сведениям, ежемесячно снабжалось наше победоносное войско. Более того, я с удивлением узнал, что части сопровождали войсковые лекари, числом три тысячи. Это тем более удивительно, что все наше войско насчитывало едва ли больше десяти тысяч солдат. Выходит, каждый из тех, кто призван залечивать раны и увечья, должен был сопровождать трех солдат… Однако мне, к счастью, раненному в войне более чем легко, не повезло увидеть даже десятка лекарей.
«Этот глупец даже не счел нужным похвалить нас за то, сколь быстро мы создали наш правдивый отчет о деяниях. Ну какая ему разница, сколько было фуража и лекарей? Зачем он взялся читать то, что должно было мирно покрываться пылью в душных кладовых при диване?..»
Молчали мудрецы, ожидая окончания речи правителя. Но он, вместо того чтобы выслушать возражения советников, призванных растолковать халифу, сколь удивительна наука статистика, которая может из трех лекарей сделать в единый миг три тысячи, а из десятка баранов – целую отару, да к тому же появляющуюся неизвестно откуда каждый месяц, продолжил свою речь.
Первый советник слушал и мысленно укреплялся в своем решении покончить с подобным рвением халифа раз и навсегда.
Макама шестая
– Да пребудет с тобой, почтенный Исмаил-ага, милость Аллаха всесильного на долгие годы!
– Здравствуй, уважаемый! Входи же скорее!
– Не бойся, почтенный! Я побеспокоился, чтобы никто не преследовал меня… Более того, я дал мальчишке монетку, и он всю дорогу сопровождал меня, проверяя, не следит ли кто за моими передвижениями.
– Глупец! А если он нанят нашими недругами?
– Прости меня, уважаемый, но подобные слова не к лицу человеку, обремененному заботой о казне столь великой державы, как прекрасная страна Аль-Миради. Я вовсе не глупец – и мальчишку этого вожу с собой… Для разных надобностей.
– Прости мне эти непочтительные слова, мудрый посланник… Должно быть, я совсем лишился рассудка от страха…
– Тебе нечего бояться, уважаемый. Да и чего может бояться почтенный хозяин дома, принимающий под своим кровом человека, привезшего письмо… от дяди?
– О да, ты прав, уважаемый… Особенно если человек этот, раскрывая письмо, твердо знает, что его отец был единственным ребенком в семье… И потому у него не может быть не только дядей, но даже и теток – ни здесь, ни в сопредельной державе…
Посланник лишь поклонился, ничего не ответив на это. Он удобно расположился посреди приемного зала, настоящего украшения дома казначея Исмаила. Воистину, деньги подобны волшебной палочке. А большие деньги подобны целой армии волшебников… Ибо никакому магу не под силу украсить стены скромного убежища казначея крохотной страны порфировыми мраморными колоннами, бросить на пол белые шелковые ковры головокружительной ценности и отделать простые с виду чаши инкрустациями из золота.