Тайна Врат
Шрифт:
Слова оу Мавиинга внезапно всколыхнули в Ренки интерес к уже почти им забытой за всеми этими волнениями теме происхождения самого Готора. И он поневоле стал прислушиваться к тому, что бормотал его товарищ в бреду. Не то чтобы Ренки пытался что-то вынюхать с постыдной целью донести Риишлее или просто выведать какие-то тайны беспомощного товарища. Но упрямый в своем любопытстве мозг словно бы сам выхватывал из потока бреда разрозненные слова и факты, стремясь увязать их в какую-то осмысленную цепочку, даже если Ренки пытался этому сопротивляться.
Готор
Подчас друг говорил на нормальном языке про какой-то мир, который он называл «параллельным». Хотя как увязывалось со словом «мир» это пришедшее из древности математическое понятие, для Ренки так и осталось загадкой. Подразумевал ли он некий, пока еще неизвестный материк, весьма своеобразно расположенный по отношению к непонятно чему, или что-то еще? А может, это тот самый «горний» мир, из которого Готор пришел? Находящийся на небе как раз параллельно земле и никогда с ней не пересекающийся?
Недаром он так часто начинал молиться, поминая этот «параллельно-небесный мир», какие-то врата, а потом переходил на неизвестный язык и словно бы вел диалоги с какими-то могучими и сильными людьми, а может, и вовсе богами. Что-то спрашивал у них. Требовал. Злился и вновь начинал выкрикивать молитвенные слова. Но не благостно и степенно, как то подобает делать в храме, а словно сердясь на этих людей-богов за то, что те не хотят дать ответа.
Спустя еще неделю Ренки окончательно отпустили из госпиталя. А Готор к этому времени пошел на поправку, перестав впадать в беспамятство. В общем, жизнь налаживалась.
Главарь банды все еще был очень слаб и нуждался в постоянном уходе, однако лекарь оу Мавиинг уже перестал уповать исключительно на волю богов и возложил ответственность за дальнейшее его излечение только на себя самого.
Ренки пришлось заняться делами их небольшого отряда. И если с хозяйственной частью его сержанты справлялись достаточно уверенно, то написать с десяток рапортов и запросов мог только он. Нужно было подать официальный рапорт полковнику Шестого Гренадерского, в чьем подчинении формально был отряд Готора; генералу оу Краасту, в ведении которого находились все войска Зарданского плоскогорья; в Военную коллегию; в министерство финансов; в Королевское управление территорий (должны же они точно знать, что порт Лиригиса снова переходит в зону их компетенции); в Коллегию морских дел, чтобы известить их об успешной операции на море и испросить достойных наград для моряков, принимавших в ней участие.
Ну и конечно же он не мог не написать подробнейший рапорт военному министру с указанием точных данных о затраченных на всю эту операцию средствах
Написал и о собственном самоуправном приказе Тайной службе относительно лодок и верфи. Дознаватель оу Диинк скрипел зубами от злости, но вынужден был подчиниться бумаге за подписью старшего цензора.
Возвращение лодок и передача верфи городской управе были обставлены как дар короля своим подданным. Полковник говорил, что все прошло очень торжественно и душещипательно. А жители порта отныне вдвое усерднее благословляют короля и военного министра и готовы на руках носить парней в зелено-красных мундирах Шестого Гренадерского полка.
— Хорошо, что тебя там не было, Ренки, — как обычно, чуть язвительно усмехнулся полковник. — Вас бы с оу Готором там точно разорвали на кусочки. Не веришь — спроси у оу Зоодиика. Он ведь тоже разделил бремя вашей славы и теперь удирает с утра пораньше в пустоши, чтобы его не нашли толпы восторженных поклонников.
Ренки и сам испытал это на собственной шкуре. Едва выйдя из госпиталя, он оказался окружен самыми разными людьми, источающими улыбки и приятные фразы (среди которых встречались даже и искренние) и норовящими похлопать его по плечу и пожать руку.
И пусть бы это были восторженные слова и улыбки оу Заршаа, необыкновенно гордого своей первой битвой, оказавшейся столь успешной и значимой. Пусть даже к его улыбке и примешивались бы нотки зависти — это была нормальная зависть одного искреннего человека к успехам и талантам другого.
А вот когда вокруг тебя начинают виться неправдоподобно дружелюбные люди, которые еще совсем недавно либо старательно не замечали тебя, либо, наоборот, не менее старательно окатывали презрением и пренебрежением, желая выслужиться перед генералом… От всего этого Ренки становилось очень противно и хотелось убежать подальше, туда, где его никто не знает в лицо и не будет бросаться навстречу с поздравлениями и страстным желанием пожать руку.
Увы, но убежать Ренки мог только в госпиталь к Готору. И жаловаться там исхудавшему, бледному, страдающему от головокружений и головных болей приятелю на свою горькую судьбу. А тот лишь улыбался в ответ и вставлял язвительные комментарии и характеристики разных персонажей.
И вот, наконец, в освобожденную бухту Лиригиса впервые за много месяцев вошел караван из четырех военных кораблей под тооредаанскими флагами. Но, к большому изумлению радостно встречающей его на берегу публики, повел он себя несколько странно.
Корабли не устремились сразу к причалам, а бросили якоря чуть в отдалении. От флагмана отошла шлюпка, спешно приблизившаяся к берегу. С нее соскочили несколько офицеров и направились в сторону штаба Шестого Гренадерского полка. А потом под взглядами изумленной публики к причалам проследовали все свободные офицеры этого полка, полковые музыканты и рота почетного караула.
Только тогда флагман подошел к причалу и по спущенному трапу на землю Лиригиса сошел высокий худой человек в жреческом одеянии, с необычайно прямой спиной и властным взглядом высокого королевского сановника.