Тайна выеденного яйца, или Смерть Шалтая

Ффорде Джаспер

Вероятно, эта комната служила чем-то вроде столовой. Украшавшая потолок затейливая лепнина в виде вереницы пирующих херувимчиков перекликалась с узором на темно-красном шелке обоев. В помещении царил громадный дубовый стол, окруженный двенадцатью креслами под стать. Над дверью за спиной у Джека висела картина, изображавшая снятие осады Мейфкинга. [71] Напротив располагалось огромное зеркало, точно отражавшее всю обстановку — картину, стол и прочее. Детектив медленно пересек комнату и тут заметил такое, отчего внутри у него все похолодело. Комната отражалась целиком и полностью, лишь одного в ней не было — самого

Джека. Пока он стоял и таращился в зеркало, пытаясь подвести под увиденное хоть какую-то логическую базу, там, в зеркале, отворилась дверь. Джек обернулся и увидел Ффинкворта со свежеотполированными серебряными подсвечниками в руках. Он снова повернулся к зеркалу. Дворецкий вместе с подсвечниками там был, а вот его самого не было. Джек ощутил, как сердце сжала ледяная рука, а в горле пересохло.

71

Город в Южной Африке. Во время Второй англо-бурской войны 1899 года 217 дней находился в осаде.

— Не могу ли я чем-нибудь помочь, сэр?

— Мое отражение, Ффинкворт, где оно? — пролепетал Джек, чувствуя, как страх сдавил грудь.

— Думаю, в зеркале, сэр.

Ффинкворт встал рядом с Джеком и поднял руку. Отражение проделало то же самое, но оно было единственным в этом огромном зеркальном изображении комнаты.

— Разве вы не видите себя, сэр? — с невыносимым спокойствием спросил Ффинкворт.

— Нет, черт побери! — взорвался Джек. — Что здесь творится?

— Мне жаль, сэр, но я понятия не имею. По мне, так зеркало совершенно обыкновенное.

Джек подошел ближе, голос его понизился до рыка.

— Послушайте, вы…

— Мне было велено попросить вас отдать мобильный телефон.

— Что?

— Это пожелание его милости. Он передает вам, что ответит на ваши вопросы и отпустит констебля Бейкера, если вы отдадите указанный предмет.

Ффинкворт бесстрастно смотрел прямо перед собой, и Джек неохотно протянул ему мобильник Мэри.

— Благодарю вас, Ффинкворт. Это все.

Джек сразу же узнал голос Рэндольфа Пемзса, кроме того, он увидел его в зеркале. Пемзс стоял, прислонившись к дверному косяку под картиной о взятии Мейфкинга. Джек обернулся к нему, но Рэндольфа в комнате не оказалось. Пемзс, как и Джек, имел место только по одну сторону зеркала — но по другую.

Шпротт снова повернулся к зеркалу, а Рэндольф ухмыльнулся при виде его растерянности и подошел к тому месту, где следовало находиться зеркальному двойнику Джека, заставив инспектора нервно взирать на отражение, которое ему не принадлежало.

— Привет, Джек, — весело сказал Рэндольф. — Мои дела не слишком хороши, верно?

— Что здесь происходит?

Пемзс рассмеялся.

— В Касл-Пемзс редко что оказывается таким, каким выглядит. — Он с восхищением огляделся по сторонам. — Калигари действительно был гениален.

— Где Бейкер?

— С ним все в порядке. Ему ничто не угрожает.

— Рэндольф Пемзс, вы арестованы за убийство Шалтая-Болтая, Уильяма Винки и доктора Карбункула. Вы имеете право хранить молчание. Но это может…

Пемзс снова рассмеялся.

— Ну и хватка у вас, Джек! У меня был терьер точно с таким же характером. И тоже Джек, Джек Расселл. Если во что вцепится, то уж не отпустит. Это меня восхищает. Мы с вами могли бы стать хорошими друзьями.

Он достал из кармана яблоко и надкусил.

— Комиссия Центра контроля контактных инфекций объявила Центр Священного Гонго и Андерсен-фарм зоной биологической опасности категории «А», — сказал Джек. — Даже без всяких убийств вам светит пожизненный срок за преднамеренное распространение заразной болезни.

Почему бы не облегчить себе жизнь?

Пемзс улыбнулся.

— Я вряд ли сдамся, инспектор. По-моему, в тюрьме мне покажется не слишком уютно. Ффинкворта мне туда взять не позволят, а мысль о двадцатипятилетней отсидке без паштета, тетеревятины и шампанского или любого другого из десятков маленьких излишеств, которые делают нашу жизнь сносной, меня определенно угнетает. Тюрьма — для маленьких людей, Джек. Я не намерен туда садиться.

— Зачем вы в это ввязались, Пемзс?

— Все началось с того, — проговорил Рэндольф с непонятной улыбкой на губах, — что Том Томм приобрел гусыню. Он принес птицу Шалтаю — он обожал его, — а уж Шалтай измыслил всю эту аферу с доктором Карбункулом и со мной. Без наличных для покупки акций наша схема никогда не сработала бы, но возможные выгоды были настолько огромными, что Шалтай не смог устоять. Его вовсе не радовали убийства в Андерсеновском лесу, но он отчаянно хотел перестроить клинику Святого Церебраллума. Неудивительно: эта развалина почти сорок лет не давала ему спятить. Не думаю, чтобы кто-нибудь из нас понимал, каково это — быть очень большим яйцом. Наверное, это ужасно.

Он на мгновение задумался, улыбнулся и продолжил:

— Когда Шалтай понял, каким могучим может оказаться Геркулес, у него душа в пятки ушла. Он по сути своей был хорошим человеком, и сердце у него к этому не лежало. Я больше месяца планировал избавиться от него.

— А доктор Карбункул?

— Он поддерживал «Пемзс» и ненавидел «Пан энд Пропалл», но убийство в его планы не входило. Как только вы начали расследование, он пораскинул мозгами и в результате собрался на меня настучать. Весьма печально. Он был блестящим ученым-ноговедом.

— А вы, Пемзс? Вы же предали все то хорошее, за что всегда боролась компания «Пемзс»! Зачем вы поставили все это под удар?

Глаза Пемзса гневно сверкнули, и он стукнул кулаком по столу.

— Неужели вы не понимаете? Я пошел на это, чтобы защитить все, чем славился «Пемзс». Мою фабрику, моих рабочих, Касл-Пемзс, Музей ноги, двести приютов, которым я ежегодно выделяю деньги. «Пан энд Пропалл» захапали бы все это и распродали по частям! Они планировали превратить этот дом в парк развлечений! Парк развлечений! Я пошел на это, чтобы остановить расползание разрушительной и эгоистичной деловой политики двадцать первого века! Скажите честно, Джек, какую компанию вы предпочитаете?

— Вашу.

— Сказано без раздумий! — торжествующе воскликнул Рэндольф. — Значит, вы согласны!

— Нет, если для этого нужно убивать.

Рэндольф воздел руки к небу.

— Убийство? — раздраженно сказал он. — Если мне и пришлось убить несколько человек, значит, такова цена. Нужды большинства перевешивают нужды немногих, мистер Шпротт. Вы работаете в полиции и прекрасно понимаете, о чем идет речь. Дабы уголовное судопроизводство не буксовало, в тюрьму, как это ни прискорбно, иногда должны попадать невинные люди. Это нечестно, но так лучше для блага большинства. Эффективная система не может быть честной, а честная — эффективной. И с бизнесом то же самое. Ради получения прибыли и удовлетворения нужд общества некоторые люди, как ни печально это звучит, должны умереть. Приюты «Пемзс» дают кров тысячам престарелых, и живется им там куда лучше, чем в государственных домах. Как вы думаете, сколько жизней я спас? Десять? Сто? Тысячу? Если «Пемзс» рухнет, несчастные, которым я давал кров, окажутся выброшенными на улицу, и тогда умрет гораздо больше людей. Взгляните на вещи шире. — Он раскинул руки, словно охватывая и дом, и землю, и все остальное. — Разве я мог позволить всему этому погибнуть, мистер Шпротт?!